Случай в «Аквариуме»
     Мистический рассказ
     
     Быть может вам уже знакома эта история.  Не раз слышал я ее пересказ в том или ином варианте.  Менялось место действия.  Менялся порядок развития событий.  Но почти всегда, приподносилась она заговорщическим полушепотом, ибо того заслуживала.  Возможно, кто-то даже решился изложить услышанное на бумаге.  Возможно.  Если это и так, то прошу не считать читаемые сейчас строки за грубый плагиат, или, что-то в этом роде.  Поверьте, у меня больше прав и оснований на такое изложение, пусть даже решился я на это спустя почти сорок лет, потому что это часть моей биографии. 
     
     Той светлой ночью раннего октября 1979 года нашему экипажу не удалось посадить самолет с первой попытки.  В створ полосы вышли с заметным отклонением от оси.  Моя ошибка.  Пришлось заходить на второй круг.  Пустяк, впрочем, ничего серьезного.  Хоть не часто, но такое случается.  Однако, руководитель полетов продержал меня, молодого штурмана гражданской авиации, в своем кабинете более полутора часов.  Когда я ступил на панель привокзальной площади было уже заполночь, схлынула волна пассажиров, члены экипажа давно разъехались по домам.  Мы налетали достаточно часов и теперь предстояла неделя отдыха. 
     Свет уличных фонарей отражался в черном зеркале асфальта зыбкими дорожками миражей.  С вечера шел дождь.  Теперь же седые космы туч грудились по горизонту, не мешая звездам сиять, а луне, серебрить мягким призрачным светом макушки деревьев. 
     Тонкая витая пропись «Аквариум» вольным росчерком синела на той стороне площади в редкой листве тополей.  Слово «ресторан», набранное из маленьких, плотных, как капралы букв, строгим шрифтом горело над синей вязью.  Здание ресторана стояло боком к привокзальной площади.  Круглая односкатная крыша беретом художника-авангардиста покрывала высокую витрину панорамного остекления, полукругом пристроенную к угловатому параллепиппеду из бурого кирпича.  Хаотично разбросанные по стенам квадратики оконных проемов голубели люминесцентным светом. 
     Я сдвинул фуражку на затылок.  Прохладный воздух лизнул разгоряченный лоб, тронул влажные волосы.  Пожалуй, не стоило ехать домой в столь взвинченном состоянии.  Ресторан работает до четырех утра.  Такси на площади не переводятся круглые сутки.  Чем не повод перевести дух, восстановить силы после сокрушительного разноса, заново проанализировать неверные свои действия во время захода на посадку. 
     Решительно выдохнув и переложив чемоданчик в другую руку, я пошел через площадь на призывные огни «Аквариума». 
     Столик, наш любимый, в самом дальнем, сейчас сумеречном из-за отключенного плафона освещения, углу зала с видом на аэропорт был занят компанией молодых людей.  Я сел за соседний, заказал девушке-официанту триста грамм водки, ветчину с сыром, шницель, гарниром к которому служили отварные зерна кукурузы, приправленные соусом, приготовленным из молодых стеблей бамбука.  В этом ресторане была отменная кухня.  Многие из города приезжали сюда ужинать, веселиться.  Тут заключались подпольные сделки, тут обмывались удачно «провернутые» дела.  И жизнь в «Аквариуме» не затихала до самого закрытия заведения. 
     За стеклянной стеной светили фонари, пылали прожектора летного поля.  На крыше аэропорта синела неоновая надпись «Аэрофлот» с «курицей», эмблемкой-логотипом, над первой буквой.  В ожидании заказа я принялся разглядывать посетителей.  Столик мой был отгорожен от зала неким пышным растением, по виду очень напоминающим папоротник.  В другое время подобное обстоятельство меня бы огорчило – не в моем характере таиться в зарослях – но сейчас я согласен был с этим мириться.  Публика в зале была типичная, для столь позднего часа: молодые люди, как тогда говорили - «без определенных занятий», девушки легкого поведения – как теперь говорят – проститутки.  За каждым из столиков бурлила своя собственная жизнь. 
     Я перевел взгляд на наш, крайний ряд, столики которого выстроились вдоль стеклянной стены, выходящей на привокзальную площадь.  Все они, за исключением «любимого» были обсажены декоративными растениями, видимо рассчитаны были не то на влюбленные пары, не то на робких посетителей.  Особенно это правило было применимо к первому столику от входа.  Словно сводом зеленой пещеры смыкались над ним резные листья фикусов, папоротников и пальм.  До того он был свободен.  Но сейчас Михал Борисыч, распорядитель «Аквариума» вел к нему прелестную молодую девушку.  На ней было белое платье, сшитое по фигуре.  Ткань его непрестанно искрилась, играя в свете перламутровыми переливами.  Маленькая белая сумочка и длинный шарф той же ткани дополняли образ черноволосой принцессы.  Девушка подошла к столику, села поблагодарив администратора.  Михал Борисович откланялся и довольный удалился.  Вскоре к новой посетительнице подпорхнула официантка. 
     Пока принцесса делала заказ, я отвлекся от восторженного любования ее совершенством.  Нахлынуло воспоминание: Света мне отказала.  Я старательно скрыл это обстоятельство от командира и от руководителя полетов – никто в экипаже не подозревал, что свадьбы не состоиться.  Умалчивая о своей личной трагедии я считал себя сильным человеком, считал что личная жизнь ни в коем разе не должна отражаться на профессиональной деятельности.  Но в момент входа в круг для посадки в родном своем аэропорту боль вырвалась из волевого плена, полоснула по сердцу, на миг дезорганизовав.  Пилоты все делали правильно.  С момента, как я объявил о входе в «коробочку», командир вел самолет безупречно, однако, на самом деле вход этот не состоялся.  Самолет начал маневр на секунду раньше.  Перед мысленным взором снова возникли огни полосы, чуть левее оси самолета.  С двустами пассажирами за спиной выравнивать лайнер и садить было бы верхом безответственности.  Чертыхнувшись, командир повелел дать двигателям взлетный режим. 
     Я встрепенулся.