». 
     - Это очень опытный экипаж.  И командир наш один из лучших.  Вы уж потерпите десять минут.  Скоро мы будем на земле, но я все равно передам ваши слова пилотам.  Пожалуйста, сядьте!
     Загорелось табло: «Не куритьПристегните ремни»
     «Истерику закатить? Предусмотрела ли судьба этот ход? Как еще на нее воздействовать?! Если позволить им течь своим чередом – самолёт рухнет в реку!»
     - Да поймите же! – закричал он, – При заходе на посадку пилоты ошибутся! И я знаю когда!
     - Мужик, ты что летчик? – с этими словами спортсмен таки заломил ему руку. 
     Борис вскрикнул от боли, но бороться не перестал:
     - Проведите меня к пилотам, я им все расскажу: и про экономию керосина, и про выпуск шасси, между третьим и четвёртым разворотом, и про свадьбу дочери командира? Они не успеют все сделать!!! Им нужно будет уйти на второй круг!
     Стена! Непробиваемая бетонная стена!
     - Сядьте.  Я сказал, сядьте! Самолёт заходит на посадку и все перемещения по салону запрещены. 
     - Но мне надо…
     - Садитесь или мы посадим вас силой. 
     - Да поймите ж вы! Мы все, все, все здесь погибнем, если экипаж не откажется от поспешной посадки!
     Люди в салоне заволновались, посыпались реплики и даже смех.  Но страха в их глазах Борис не увидел, только любопытство.  Он попытался вывернуться из рук спортсмена и оттолкнуть бортпроводника, да куда там. 
     -Мужик, уймись! Сядь на своё место и успокойся!
     На помощь экипажу поднялись со своих мест другие мужчины.  Кто-то схватил Бориса за воротник.  Затрещала ткань пиджака.  Кто-то ударил в лоб, и из глаз посыпались звезды.  Он еще раз рванулся вперёд, уклоняясь от рук но, на этот раз, в объятия к спортсмену угодил уже плотно.  Наверное, тот специализировался на борьбе – настолько молниеносно и умело он блокировал Бориса, заломив ему теперь уже обе руки. 
     - Елена, дай наручники! – закричал бортпроводник. 
     Борис хрипел.  Мужчина в спортивном костюме вёл его по салону. 
     - Мы разобьёмся… разобьемся… – стонал Борис. 
     - Не разобьёмся, если не будешь по салону скакать!
     Время и пространство упрямо устремились к точке, где должно было произойти событие с необратимыми последствиями. 
     Гибель разумного, способного взаимодействовать с окружающей реальностью, существа – всегда событие с необратимыми последствиями! Система, лишившись людей, как точек катализа причин, порождающих перспективы развития следствий, продолжит существование, но уже с другими параметрами.  Со временем исчезнут «волны» следствий, вызванные вмешательством в ход истории разума погибших, утихнет «рябь интерференции» от столкновения с первыми вторичных волн, тех, что отразились в памяти людей живущих.  Система изменится неуловимо, но это уже будет другой мир. 
     Ведь во Вселенной существует еще одно измерение История Развития Разума.  Пространство и время помноженные на сознание порождают другую Вселенную.  Живую, существующую в рамках прежней: механической, холодной и бездушной. 
     Планета наша переполнена жизнью.  Но лишь одному на ней существу доступно двигаться в этом измерении – человеку.  Не бактериям, не кустам и деревьям, не животным; и даже не самцам и самочкам высокоорганизованного вида Homo Sapiens.  Только человеку.  Лишь человеку. 
      - Не надо, не надевайте наручники, – попросил Борис – я с вами согласен.  Пусть будет так. 
     А сам подумал: «И какой мне прок от моего ясновидения?»
     - Тогда пристегнитесь.  Самолет уже начал снижение. 
     - Ладно, – Борис вставил защелку в пряжку замка, – спорить не буду. 
     
     * * *
     
      Он сделал несколько тяжелых вдохов и согнулся пополам, заложив руки за голову, а ее в свою очередь опустил между колен.  Закрыл глаза.  Толстяк внутренне хохотал над ним, но на волю своим эмоциям не давал прорываться. 
     Бабушка говорила: «Ты Борь, хоть и крещеный, да не причастился.  А это грех.  Не показываешь ты своей любви Богу.  Только берешь, да уповаешь…»
     Все так и было.  Причем было все в молодости: просил и уповал, даже благодарил, если не забывал…
     Потом решил, что их отношения, лишь пустая иллюзия, и Богу, даже если Он и существует, нет до Бориса никакого дела». 
      В 01. 49 экипаж самолёта начал снижение с эшелона полёта с целью захода посадку.  Борис устал бороться с отчаянием, но у него еще было немного времени на жизнь.  Его сразило вдруг странное откровение: «Ты ведь чувствовал, что не надо лететь! Не в этом ли был Бог? Не он ли тебя предупреждал? Зачем ты сел в этот самолет, с этими людьми, если видел, чем все закончится?»
     А и в самом деле, зачем? Затем ли, чтобы их всех спасти? Вполне может быть. 
     
     В 01.  55.  Самолёт занял указанную высоту, и экипаж запросил разрешения на дальнейшее снижение.  Оно было получено.  Но бестолковый трёп в кабине продолжался. 
     - Петрович, а как тёща его воспринимает? - не унимался штурман.  - Блинами потчует?
     - 3900. . .  - доложил второй пилот.  - . . . 3300.  Сань, ты, что-то слишком дотошно справки наводишь.  Подозрительно. 
     - Да, Саша, давай работать, дай мне Круг, - пресёк своего молодого штурмана командир. 
     - Связь с "Кругом" установлена, 600 метров до занятия смежного эшелона.  Петрович, у меня тут "всё на мази".