Эх, а дочку, твою, красавицу, я проворонил. . . 
     Самолёт продолжал рушиться на землю, и всё шло по плану. 
     – Сергей, входим в облачность, включи ПОС. 
     – Включаю. 
     02ч.  02мин.  Ошибки в управлении самолётом начали выстраиваться в цепочку взаимодополняющих факторов, ведущих к гибели рейса Д 352.  Время приближалось к критической точке.  Стремилось к нулю. 
     «Господи, прошу тебя! Яко неплодную смоковницу, не посеки меня, Спаситель, грешного! Но на многие лета ожидание ми даруй! Напои душу слезами покаяния, да плод принесу Тебе Милостивый!» - вспомнив разом, будто бы и не было долгих лет, слова бабушкиной молитвы, Борис принялся повторять их снова и снова, все больше погружаясь в некое, незнакомое прежде для него состояние, где он чувствовал себя в безопасности.  Так или не так – но, скорее всего так – должен бы чувствовать себя плод в утробе матери. 
     Установив высотомеру, царящее на пороге взлётно-посадочной полосы, давление в 710 мм рт. ст. , второй пилот также доложил об этом, за ним последовал Сергей.  Доклада от командира о возвращении управления второму пилоту не последовало, потому, что прозвучали слова штурмана. 
     - Командир, вошли в круг.  Скорость велика. 
     - Сергей вываливай интерцепторы, вываливай полностью, гаси скорость. 
      02ч.  15мин.  Крылья машины ощетинились пластинами интерцепторов.  Двигатели работали на "малом газе".  Скорость полёта начала падать, но вместе с тем принялась расти её вертикальная составляющая.  Теперь самолёт снижался со скоростью выше рекомендованной для этого этапа полёта - вместо 15 м/с - 17, 20 м/с.  Чтобы приостановить потерю высоты, командиру пришлось воспользоваться рукояткой пульта управления автопилотом "спуск-подъём".  Пилоты не чувствовали ничего необычного.  Они продолжали жить своей жизнью, отрабатывая алгоритм следствий, заданный, ими же порождёнными, причинами. 
     «Ты же говорил, Господи: «Какой из вас отец, когда сын попросит у него хлеба, подаст ему камень? Итак, если вы, будучи злы, умеете, даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст Духа Святого просящим у Него»
     - Траверз! - сказал штурман, когда машина поравнялась с дальним маяком, и предупредил.  - Скорость велика!
     - Круг, я 027.  Понял.  Занял 900 метров.  Экипаж убрать интерцепторы, приготовиться к выпуску шасси. 
     - Командир, рано.  Идём с превышением.  Скорость 425.  - обернулся штурман. 
     - Саня, садимся сразу, - объяснил своё решение командир, рассчитывая, что выпущенные шасси заодно помогут погасить и излишнюю скорость, хотя, в целях экономии топлива, планировал выпустить их между третьим и четвёртым разворотом.  - Дай Посадку.  Шасси выпустить. 
     «Я, наверное, недостоин того, чтоб быть услышанным Тобою, но прошу Тебя, Милостивый, пронеси чашу сию мимо нас! Пронеси, если такое ещё возможно! Я ничего не сделал из того, что должен был.  Я ведь и не жил еще: жизни не видел, лишь суету.  Прости меня, прости нас, дай нам всем еще один шанс! Пожалуйста! Я не прошу чуда.  Ведь все дело в людях.  В беспечности, в самоуверенности.  Прошу: не дай нам самих себя убить! Сделай так, чтобы пилоты вовремя осознали свою ошибку!»
     02:16:53.  Сразу же после постановки опор шасси на замки, штурман, с помощью рукоятки управления автопилотом "разворот" ввёл самолёт в левый крен для выполнения манёвра…
     
     * * *
     
     И, вот, холодная, раскисшая в слякоть глина.  Всюду лужицы.  Трава изнемогает под гнётом влаги – её стебли почти полегли.  С неба сыплет мелкий, частый дождь.  Страшно ломит плечо, рука затекла от него до самого запястья.  В изголовье шумит поток.  Проходит некоторое время, прежде чем Борис осознаёт, что лежит, свернувшись в неудобную позу, у самой кромки воды.  Подлокотник кресла давит на рёбра.  О-ох! Он не сразу понимает, что пристёгнут, и ему трудно догадаться, что он тут делает.  Борис, кряхтя - всё тело ноет, печет - пытается подняться.  Вода течёт по лицу, затекает в рот, подолгу висит крупными каплями на кончике носа. 
     - Где я?
     Ресниц нет, в глаза затекают всё те же крупные капли.  Пальцы долго вспоминают устройство пряжки, наконец, спасительное кресло со шлепком опрокидывается, оставляя Бориса. 
     - Где я? - вновь сипит он.  - Что я тут делаю?
     В памяти только тёплая постель гостиничного номера.  Почему проснулся на берегу незнакомой реки? Набрякшие от воды веки мешают осмотреться, но видно, что тот берег усеян кострами.  Цыгане? Рыбаки? Борис заставляет непослушное тело карабкаться по косогору - один-два чахлых костерка светятся неподалёку.  Он долго идёт сквозь заросли высокой, в пояс, травы, спотыкаясь босыми ногами о кочки, падая в чавкающую жижу.  Наконец добирается до вытоптанной полянки, на которой горит огонь.  Людей нет.  Странная конструкция, объятая пожаром, плачет перед его недоумённым взором огненными слезами.  Капли с воем срываются на мокрую землю и, шипя, обращаются в облачка пара.  Эта сцена могла походить бы на сон, если б не жар и запах гари.