г
     
     
     С той ночи рождения нашего великолепного Малютки прошло шесть долгих лет.  Малыш заметно вырос, и в его внешности произошли значительные перемены: мягкая, будто лебяжий пух, черная шерстка превратилась в нежную и шелковистую.  В долгие вечерние часы, иногда плавно переходящие за полночь Лилит гладила с обожанием ладонью своё сокровище по этой прелестной растительности на его не по-детски мускулистом теле.  Всматриваясь в вертикальные зрачки глаз Малыша, от переполнявшего её умиления едва ни лишалась чувств. 
      Лилит тщательно скрывала своё бесценное сокровище от людских посторонних глаз в том же подземелье, где и произошло событие явления Малютки в этот мир.  Останки несчастной Лиз были закопаны тут же.  Вместо полагающегося могильного камня или надгробной плиты стояла кроватка нашего Малыша. 
     Лиз уже никто теперь и не вспоминал, будто бы её и вовсе никогда и не было.  Она просто выполнила своё предназначение и вот так, трагически, отошла в мир иной. 
     За все эти шесть лет Лилит была для Малыша заботливой матерью, верным стражем и прислугой и этой деточке не терпелось вырваться из-под чрезмерной опеки бдительной мамочки.  Он не раз порывался выйти наверх из этого опостылевшего глубокого подвала, но мамочка на корню пресекала эти бесчисленные и дерзкие его попытки.  Лишь изредка, в ночи лунных затмений, ему дозволялось выходить на поверхность.  В эти светлые ночи, когда Луна светила ярко и в полную силу дитя становилось совершенно неуправляемым.  Его организм рос и развивался не по-детски быстро и требовал свежей крови и плоти.  Он выходил на очередную свою охоту, на которую его гнал дикий, первобытный инстинкт. 
      Лилит строго-настрого запретила даже и думать о человеческой крови, лишь дозволяя ему охотиться на кошек, собак и крыс, и Малыш в свою очередь, был весьма доволен этой милостью со стороны Лилит.  Возвращаясь с очередной удавшейся охоты, был удовлетворенным и счастливым.  Глаза горели огнём великой радости и, с улыбкой садился на колени своей мамочки.  Не дожидаясь, когда его кормилица сделает это сама - расстегивал её блузку и доставал из неё грудь. 
     К величайшему удивлению Лилит только в эти благостные ночи полнолуния у неё не прекращалась появляться странная смесь молока и крови.  Ей безумно нравился сам процесс кормления этого Малыша, несмотря на то, что его легкие покусывания сосков приносили весьма неприятные ощущения и боль.  Когда происходил процесс кормления, Малыш, своими маленькими коготками изредка царапал кожу груди и эти, едва заметные царапины довольно долго не заживали, а порой и кровоточили.  Но Лилит совершенно не волновали эти ранки, и она их считала просто пустяком.  Что они могли значить для неё, ведь она себя считала олицетворением самой иконописной Мадонны с младенцем. 
     Разве она могла когда-либо в своих, пусть даже мечтах, представить, что будет своей грудью вскармливать наследника самого Великого Гедаса!
     Шесть лет! Этих долгих шесть лет, которые казались целой вечностью, Лилит не видела своего Господина.  Она очень соскучилась, ведь только он, единственный, о ком были её мечты и грёзы.  Ей не терпелось ему показать это прелестное дитя.  Эту Его миниатюрную копию Лилит самозабвенно обожала.  Порой ей казалось, что за это маленькое божество она готова отдать свою жизнь, всю, без остатка.  Её Малыш постепенно становился таким же жестоким, как и его отец. 
     Порой эту жестокость он проявлял в отношении самой Лилит.  Он говорил ей всякие гадости и, если та, смела, позволить себе одёрнуть его – тотчас получала звонкую оплеуху.  Ответить тем же у неё не хватало мужества, да и не могла, просто закрывала ладонями лицо и, со слезами, в которых было всё – обида, горечь и отчаяние – убегала из подземелья наверх, к себе, в свою спальню. 
     Уткнувшись лицом в подушку долго, в захлёб, в голос рыдала. 
      В этих горючих слезах, которые обжигали лицо и болью жестокой обиды били рикошетом и ранили разбитое сердце, было всё – оскорблённое и униженное достоинство и поруганная женская честь. 
     За эти долгие шесть лет её беспросветное существование превратилось в сущую муку Лилит, уже более себе не принадлежала.  Изредка, вспоминая несчастную Лиз – у неё внезапно появлялось чувство жалости и, вспоминая приятные моменты их совместной жизни - приносили ей ещё больше страданий. 
     За тот, короткий период их жизни Лилит успела привязаться к Лиз.  Их совместные вечерние посиделки и долгие разговоры просто так, ни о чём, только сейчас для подурневшей, осунувшейся Лилит приобрели какую-то трогательную ценность.  Она сожалела, что у неё от Лиз не осталось даже маленькой фотографии.  После той ночи, когда явился на свет наследник Гедаса и ужасно страшной смерти несчастной Лиз – Лилит приложила немало усилий чтобы как можно быстрее избавиться от её вещей. 
     В то, уже далекое время, у Лилит не возникало ни единой мысли, что когда-либо она будет с теплотой в душе и сердце вспоминать эту несчастно-одинокую женщину.  Уже теперь, когда и она сама стала похожа на Лиз своей судьбой и участью, взвалив на свои хрупкие женские плечи непосильную ношу – воспитывая этого Малютку - наследника Великого Гедаса.  Его очередные капризы и требования, которыми доводили до состояния полного отчаяния Лилит, усугубляли её безрадостную жизнь и, чем несноснее становился Малыш – тем невыносимее ощущалось одиночество.  Тоска, поселившаяся в разбитом жизненными перипетиями сердце всё сильнее, как вода камень, точила и кислотой разъедала её плоть. 
     В отсутствии Малыша Лилит всё чаще спускалась в подвал.  Там, стоя на коленях перед могилой Лиз, со слезами на глазах и с чувством глубокого раскаяния вымаливала для себя прощения и, чтобы не навлечь ещё большего гнева своего питомца делала на могиле едва заметную ямку, клала в неё скромный букетик цветов и тут же его закапывала, опасаясь непредсказуемого поведения Малютки. 
      ***********
     Колыбелька Малютки стала тесной.  Он не раз бросался с упрёками в адрес Лилит, сетуя на то, что у него, видите ли, невыносимые условия жизни, и, наконец, когда его упрёки не возымели никакого действа – он в бешеной ярости разбил своё младенческое ложе.  Чтобы еще больше унизить свою земную мать и показать своё превосходство – Малыш размахнулся и изо всей силы ударил её по лицу. 
     Сила удара была невероятной.  От удара в голове Лилит послышался звон и она, потеряв равновесие – без сознания рухнула, уткнувшись лицом прямо на могилу Лиз. 
     Малыш, с видом глубокого презрения, извергая проклятия в адрес вскормившей и взрастившей его женщины – слегка, равнодушно ткнул копытцем бесчувственно лежащее тело.  Лилит не отреагировав на столь брутальное к ней отношение, находилась в полной потере сознания. 
     Увидев, что мамочка никак не реагирует на удар копытцем, встав на колени, Малыш расстегнул на её груди блузку.  Высвободив из плена тесного бюстгалтера налившиеся груди – прильнул к набухшим соскам.  Досыта насладившись излюбленным деликатесом - кроваво-молочным коктейлем Малыш еще раз равнодушно, с безразличием взглянул на свою мамочку вышел из подземелья и отправился на свою очередную ночную охоту, где растворился в густой темноте спящего города. 
      ******************
     Тем временем, находясь в бессознательном состоянии Лилит оказалась в мире Великого Астрала.  Её беспорядочные метания из стороны в сторону, вверх и вниз не давали сосредоточиться на цели её пребывания в этом мире. 
     Удивительная невесомость и странные ощущения переполняли метущуюся душу.  Эта душа будто просила прощения у неизвестно кого за то, что непрошенной гостьей вторглась в этот неведомый мир. 
     Этот мир был полон зловещих шорохов и шепотов.  Жуткая энергия невероятной боли и полного отчаянья переплеталась с вакуумной пустотой и отрешенностью. 
     Вдруг, откуда-то издалека кто-то позвал Лилит.  Этот кто-то указал ей правильный путь и она, словно испуганная птица, встрепенувшись, тут же, не мешкая, взмыла ввысь и, полетела в никуда, в надежде обрести спасение. 
     Здесь Лилит уже давно ожидало то, чего последние шесть лет очень боялась.  Чем ближе подлетала к этому Нечто, тем больше в ней росло волнение и чувство необъяснимой тревоги, которая переходила в первобытный ужас – не давало душе слиться в одно целое с телом, которое всё ещё находилось без чувства. 
      И вот, наконец, цель достигнута.  Эфирная субстанция души влетела в некое замкнутое пространство.  Где-то, в глубине этого пространства фосфорисцирующе мерцал свет.