- Сейчас ещё водки выпьем – и увижу! – отвечаю я. 
     Костя смеётся. 
     Мы собираемся вернуться в зал.  Я прислушиваюсь к звукам музыки, доносящимся оттуда.  Играет, кажется, «Модерн Токинг».  Видимо, ди-джей, вычислив средний возраст аудитории, решил, что хиты 80-х – самое оно. 
     - Не, давайте посидим ещё! – предлагаю я.  Я и в подростковом-то возрасте был равнодушен к сладкоголосым немцам, а сейчас, разменяв четвёртый десяток, и подавно не хочу их слушать. 
     Саша начинает рассказывать мне про какой-то сайт, на котором есть масса грамотных рецензий на все стили тяжёлой музыки, а также дискографии, расписание концертов и прочие полезные вещи.  Я слушаю.  Костя время от времени вставляет ничего не значащие реплики, стараясь казаться компетентным, хотя его-то музыкальная ориентация довольна смутна. 
     Пока мы разговариваем, в «курилку» входят две женщины: Ольга Мухина, преподаватель английского, и заведующая дневным отделением Наталья Равильевна Фаткуллина. 
     - … короче, видимо, будут переводить их на другой рудник, - говорит Фаткуллина, потом видит нас и произносит:
     - О, мальчики! Как удачно! Что курите?
     - «Честерфильд», - говорю я. 
     - «Пэлл Мэлл», - говорит Саша. 
     Она просит Сашку угостить их, потом они усаживаются, достают сигареты, я подвигаю им пепельницу.  Женщины закуривают и продолжают разговор. 
     - Что, прямо-таки на другой рудник? – переспрашивает Ольга. 
      - Конечно! Провал-то увеличивается, вся шахта под водой! – отвечает Фаткуллина.  Я понимаю, что они говорят об одном из рудников крупнейшего градообразующего предприятия «КамКалий».  Ровно год назад там произошло проседание породы в одном из штреков.  Как написали в официальной прессе «новый вид ранее неизвестных аномалий геологического строения».  Придумают же! Аномалия – не аномалия, но в шахта стала заполняться водой, добычу сильвинита приостановили, а шахтёров постепенно переводят на другие рудники – на этом-то делать нечего!… А Наталья всё это знает из первых рук, потому как у неё муж – комбайнёром был на этом самом злополучном руднике. 
     - Страшно-то как! – качает головой Ольга. 
     - Ещё бы не страшно! – соглашается Наталья Равильевна.  – Илья мой как раз на смене был.  Говорит, сначала рёв послышался, натуральный рёв, будто зверь какой.  А потом будто бы что-то огромное над этой… как её?. . .  галереей прошло.  Будто змея поверху проползла и свод обрушила. 
     - Слава богу, хоть не погиб никто! – восклицает Ольга. 
      Саша показывает глазами на дверь: пойдём, мол.  Мы встаём, покидаем «курилку» и возвращаемся в общий зал.  Я морщусь от бьющей по ушам (и по мозгам) музыки.  Отыскиваю свой столик.  Он пуст – мои сотрапезницы вовсю пляшут.  Я машу рукой Сашке и Косте.  Они берут свои стопки и подсаживаются ко мне.  Я наливаю водки, мы чокаемся без всякого тоста и выпиваем.  Я закусываю апельсиновой долькой.  Мы ни о чём не говорим (ибо это физически невозможно), просто сидим за одним столиком и пьём водку.  Это вроде ритуала единения. 
     Очередная безумная пляска заканчивается, и ди-джей ставит нечто медленное, по-моему, из репертуара «Ace of Base».  Я чувствую чьи-то руки на своих плечах. 
     - Потанцуем? – это Лена Захарова.  Я соглашаюсь. 
     Танцор из меня хреновый, но в данном случае это не главное.  Я обхватываю Лену за талию, и мы начинаем кружиться по танцполу, стараясь не мешать другим парам.  Лена пришла к нам три года назад, когда я имел уже год стажа в этом учебном заведении, и с тех пор преподаёт русский язык и литературу.  Ей тридцать четыре, у неё муж (тоже шахтёр, наверное) и две дочери – десяти и двенадцати лет от роду.  Лена мне нравится: выглядит она лет на десять моложе, худенькая, как девочка, длинные каштановые волосы, огромные зелёные глаза, тонкие черты лица – как раз в моём вкусе.  Моим коллегам – в большинстве своём мужикам околопенсионного возраста – такие не очень нравятся.  Им больше по душе наша математичка, Катя Некрасова, этакая кустодиевская Венера.  Вон как зав учебными мастерскими к ней прижался!
     Вот только я равнодушен к пышнотелым женщинам, а потому танцую с Леной.  От неё пахнет дорогими духами и водкой.  Одна её рука лежит на моей талии, кончики пальцев другой бегают по моему затылку и шее.  Это меня возбуждает.  Она целует меня в губы, а затем произносит:
      - Пойдём ко мне!
     Я знаю, что означает эта фраза.  Мы поднимемся в её кабинет на втором этаже, закроемся изнутри на ключ, не включая света, и будем совокупляться на учительском столе, не потому, что это пикантно, но лишь потому, что больше всё равно негде (не на пол же ложиться!), а учительские столы на редкость крепкие, словно специально рассчитаны для секса. 
     Я знаю, потому что мы делали так уже не раз.  Иногда я задумываюсь, насколько нехорошо спать с чужой женой, но всякий раз ловлю себя на мысли, что не испытывал угрызений совести по этому поводу раньше, не испытываю их и сейчас.  Ни малейших. 
     Итак, она вопросительно смотрит на меня.  А я чувствую желание и протест одновременно.  Словно монах-пустынник, искушаемый суккубом.  Я не знаю, с чем это связано, потому что раньше со мной такого не бывало.  Но нечто, сидящее где-то глубоко внутри меня, настойчиво шепчет: не надо! Мне приходит в голову мысль, что я шестым чувством наконец-то разглядел Ленкину внутреннюю сущность, и сущность эта оказалась совсем не привлекательной.  Я усмехаюсь: вот, блин, Сашка, заразил своей теорией!
     - Не сегодня, - говорю я, глядя ей прямо в глаза. 
     Лена отстраняется, будто разглядела в моём взгляде нечто пугающее.