От чая шел одуряющий аромат — Дьявол в травах разбирался. 
     В первый же вечер многие не смогли устоять, подсаживаясь к ее костру, пробуя напиток на вкус.  Он был сладковатый, и здорово поднимал настроение.  В отличие от караванщика, она поила людей бесплатно, а они в ответ иногда давали ей сахар и даже кормили, зазывая к себе в телегу,
     Платить караванщику не пришлось.  Стоило тому отвернуться, она показывала ему язык и строила рожу. 
     Дорога подходила к концу, осталось два перехода.  По словам проводника до деревни, где караван собирался остановиться на несколько дней, оставалось немного.  А потом еще три дня, и они окажутся в большом селении, где она сможет найти другой караван.  Манька радовалась, что больше не увидит караванщика, который каждый день искал способ рассчитаться с ней за упущенную выгоду, и что скоро будет в родных местах, и что лето еще не закончилось.  Погода стояла ясная, и от этого ей стало еще радостнее. 
     И вдруг увидела, как навстречу из леса вышли женщины с полными ведрами сочной спелой малины. 
     Караван остановился, многие захотели малину купить.  И стали женщины торговаться, за недорого отсыпая полные горсти ягод.  У Маньки потекли слюнки.  Попросить малину она не посмела, даром никому не давали, а как поняли, что чужая для торговых людей, посматривали недобро или не замечали вовсе.  По опыту она знала, что в селе без денег никто не покормит и на ночлег не пустит, приют придется искать в стогу сена в поле.  Разве что на следующий день найдет человека, который имеет нужду в рабочих руках — а руки летом нужны.  Она уже мечтала, что наймется пастухом, тогда можно и помыться, и постираться, и напиться вдоволь молока. 
     Приятно удивленная, почем продавали малину, она прикинула и получила, что если соберет и продаст ягоды, то денег ей хватит и на ночлег, и еще останется на следующий переход.  Малина только начиналась.  Кроме того, год выдался неурожайный — в садах, где они проезжали, ягода сохла на корню, цена на малину была высокая. 
     По словам женщин выходило, что малинник был недалеко.  Дикие звери в этих краях лет пять уже не водились.  Солнце стояло высоко, едва минуло за полдень.  Спешить было некуда, у нее не было товара, чтобы выставить на прилавок.  До темноты должна была успеть обернуться туда и обратно.  Дьявол оживился, он был только «за», идея ему понравилась.  Наконец-то она начнет зарабатывать! Похвалил и объяснил, что именно так люди могут угодить Благодетельнице, которая радела о благополучии своих подданных, денно и нощно приучая к трудолюбию, которое у Маньки отродясь не водилось. 
     И Манька перестала сомневаться. 
     Она взвалила котомку за спину, перекинула посохи через плечо, наскоро попрощалась, предупредив, что вечером нагонит.  Один из торговый людей, который дал ей место в повозке, вменил в обязанность убирать товар на ночь, не оставляя до утра.  Не спать ночь, потом день, а потом еще ночь было тяжело, но не тяжелее, чем нести железо.  Пока она тряслась с ним в повозке, успевала вздремнуть. 
     
     На малинник вела широкая дорога, будто не на малинник шли, а в деревню, не иначе…
     Пока она сидела в повозке и слушала описания урожайного места, найти его казалось просто, теперь же вертела головой и видела только мшистый сумрачный лес по обе стороны дороги.  Дорога вела вглубь, без всяких признаков малинника.  Манька удивилась, и засомневался Дьявол.  В хоженом месте вряд ли торговки насобирали бы по ведру за утро, обобрали бы ягоду раньше.  И стала она приглядываться, не свернет ли куда тропинка. 
     И нашла. 
     След, вдавленный в сырую землю, уводил в сторону, заметный лишь по свеже примятой траве.  Она обрадовалась, углубляясь в чащу, собирая по дороге недозревшие ягоды черники и голубики. 
     Спохватилась, когда солнце склонилось за крайние верхушки деревьев.  И хотела идти обратно, но и тут трава примята, и там.  Манька растерялась, понимая, что опять заблудилась, да еще в незнакомом месте.  Получалось, что одурачила сама себя, а Дьявол поспособствовал, обратив ее задумку против нее же. 
     Но обвинять Дьявола — ему на радость. 
     Она прислушалась.  Ни одного звука, который бы принадлежал живому человеку. 
     Маньке стало страшно.  И кинулась бы прочь, но куда? Между тем, в лесу начало темнеть…. 
     Но тут Дьявол не выдержал, напомнив, что не он, а она не расспросила о дороге как следует.  Немного успокоился, и как бы, между прочим, про себя, но, совершенно ясно давая понять, что видит перед собой дуру, произнес:
     — Забралась бы на высокую ель, да посмотрела вокруг! Вдруг просвет имеется….  А где просвет, там поле или дорога.  А поле или дорога — это люди.  Хоть какая голова, а все лучше, чем Манькина… — он состроил обиженную мину, усаживаясь на поваленное дерево. 
     Совет у Дьявола был дельный. 
     Понимая, что виновата (нельзя же канючить по каждому поводу, обвиняя белый свет, что нет в нем света), она тут же простила и себя, и Дьявола.  Достала железный каравай, погрызла, чтобы сделать ему приятное, засунула обратно в котомку и взобралась на ель. 
     Дерево, на которое она влезла с таким трудом, для обзора оказалось не самое удачное.  Она находилась как бы в яме.  Горизонт открыл не так много: лес обступал со всех сторон, просвета никакого — кроны деревьев колыхались, как море, то синевато-зеленые, то с желта, то серые.  Шпили самых высоких деревьев выставлялись из общего массива то тут, то там.  Ель в три обхвата, на которой она сидела, уцепившись обеими руками за верхушку, увешанную прошлогодними шишками, не доставала по сравнению с ними и двух третей их роста.  Но все же, не так далеко, Манька заметила, что лес как бы обрывается, а чуть дальше начинается снова, сливаясь с массивом чуть ярче освещенной солнцем зеленой полосой. 
     Она обрадовалась и этому. 
     Манька слезла и припустила бегом, пока совсем не стемнело.  Ветви хлестали ее по лицу, иглы втыкались в кожу и сучья ранили, цепляясь за одежду.  Но она не замечала, такие раны не пугали ее.  Она и к язвам начала привыкать, уже не так остро чувствуя боль и не жалуясь каждый раз, как снимала железо.  Не прошло и получаса, когда она обнаружила себя на берегу реки.