И опять она заметила, что чуть подальше несколько чахлых растений тоже налились силой.  Земля перестала быть сухой — мягкая стала.  Откуда-то прилетел шмель, шмякнулся с полета в озерцо, вылез на берег, почесал лапки, покружился и полетел по своим делам. 
     — Пить ее можно! — сказала она, наблюдая за полетом шмеля. 
     — С ума сошла? Мертвую воду? Откуда мысли такие… непрошенные? — испугался Дьявол. 
     — Так не мертвая уже! — продолжала радоваться Манька.  — А мы еще проверим!
     Она достала из заплечной котомки котелок, зачерпнула воды, отошла подальше и вылила на землю, где сухая трава пожухла, но было в кустике несколько желтых чахлых стебельков. 
     Пять минут ожидания увенчались злорадством.  Стебельки распрямились и стали чуть выше и здоровее. 
     — Плюнь еще раз, и пойдем! — попросил жалобно Дьявол.  — Рисковая ты! Я бы не стал…
     — С чего мне в живую воду плевать? — отозвалась Манька, разбрызгивая воду на все стороны, чтобы колодец не стоял посреди мертвой пустыни.  — Дьявол, смотри-смотри! — доказывала она ему, таская за собой, чтобы успокоить.  — Вон росток березы… высох… листья у него… не распускались что ли? — она сковырнула почку и раздавила ее в руке. 
     Почка была не то, что сухая, желтая.  Росток едва доставал ей до колена.  Как сухая сломанная ветка, воткнутая в землю.  Видимо, пока снег сходил, он вышел из земли, а на следующий год уже не смог распуститься. 
     Почку она сунула Дьяволу под нос. 
     — А теперь поливаем… поливаем… ждем! Ох, не простая это вода, волшебная! — опять радовалась Манька, заметив, как быстро вода проникает внутрь растений, питая его. 
     Росток ожил, стал упругим, и уже не тыкался в руку, а мягко ложился, когда она задевала его.  Верхняя почка раскрылась, и наружу вылез клейкий листочек.  За ним второй, третий…
     — Ну, ничего! — успокоила она березоньку: — Время у тебя еще есть, подрастешь, и будут листья… — и пожалела, что ради Дьявола убила четвертую почку.  Не мог он радоваться вместе с нею.  Выздоравливала сама земля. 
     На небо набежала скорая туча, громыхнуло, минут десять лил проливной дождь, и сразу взошло солнце, но оно уже не палило, а согревало, быстро высушив одежду и волосы, отросшие за лето.  Спрятаться от дождя было негде, и Манька с изумлением стояла и смотрела, как быстро пробивается трава из земли.  Кости осыпались прахом, будто были изо льда и таяли.  Она не сразу заметила, что и кожа на руках у нее стала шелковая, на ногах, стертых об железо, нарастает мясо и кожа.  В чудесное исцеление она едва ли могла поверить, голова шла кругом.  И жалела, что никто не плюнул в колодец раньше, иначе не пришлось бы им видеть кости.  К неудовольствию Дьявола, разбили лагерь, уходить от колодца ей не хотелось.  Она пила воду и понимала, что такой воды нигде больше нет — и не будет! Вкус ее был густой, приятно обжигающий холодом, и когда пила, вода будто сливалась с ее телом, становясь частью его уже во рту, в котором отрастали зубы. 
     — Ай да колодец, ай да водица! — с оживлением, восхищенно восклицала Манька, уже не сомневаясь, что колодец ее слышит.  Отражалась она в нем красивая, будто колодец радовался вместе с нею, и не мог показать, как есть.  — Не нечисти надо служить, а землю поить-лечить, которая тебя родит! Вот! Всегда такой будь! — наставляла она. 
     — Ну и молодежь пошла! — слезно ворчал Дьявол, шмыгая носом над колодцем, который потерял свои мертвые свойства.  — Одного ты не понимаешь, что зверей в поле и по лесу много бегает, а Горынычи наперечет! Их всего ничего осталось!
     — И что же это за раритет такой, который простую воду пить не приспособился? Ну, пусть себе в ведро яду плеснет! — беззаботно отвечала Манька, так и не придя в себя от изумления.  — Посмотри, ведь вся земля костями была усыпана! — она прижимала к груди бутыль с живой водой.  — Посмотри, посмотри! — она показывала свои исцеленные ноги и, скаля, нарастающие по-новому зубы, которые только-только прорезывались и страшно чесались.  — Вот будет тут зелень, трава, елочки-березки поднимутся, и будет всяк приходить, чтобы полечиться!
     И так было ей хорошо, что впервые железо не казалось тяжелым. 
     А Дьявол наоборот, будто согнулся под тяжестью, недовольный, что не смог ее извести. 
     Но Манька так радовалась живой воде и чудесному своему исцелению, что не думала на него обижаться.  Она была счастлива, что Дьявол привел ее в это место и показал колодец, и сочувствовала ему, немного жалея. 
     Все-таки поганая у него должность — не понять ему радость человека. 
     
     Через пару недель после этого случая оказались за перевалом.  До ближайших селений было еще не близко, но уже не так далеко, и люди в тех местах, где они шли, бывали.  Манька не шла, а летела.  Благодаря живой воде, двигались быстро.  Бутыль она обернула рубахой, на каждой остановке проверяя крышку.  Воду жалела и пила маленьким глоточком и не каждый день, а только когда понимала, что идти сил больше не осталось, а раны опять нагноились и почернели. 
     И все же вода убывала.  А вместе с ней и Манькина радость. 
     И каждый раз, когда ей приходилось сделать глоток, она одновременно умирала, понимая, что скоро вода закончится, и у нее снова начнет болеть все тело, и Дьявол будет радоваться ее мучениям. 
     Наконец Дьявол не выдержал и пнул бутыль ногой. 
     — С этой водой ты скоро меня с ума сведешь! — раздраженно поморщился он, будто он нес железо, а не она.  — Лежишь, как труп падали! Где муки, где страдания, ублажающие очи? Вижу, здоровьем пышущий объект убивается, как нечисть, когда у нее не полная коллекция слоников….  Я такое где угодно могу смотреть! Может, ты меня уже заметишь? Или меня тут нет? Эй! — Дьявол помахал рукой перед ее лицом.  — Я что, теперь и твой Бог?!
     Манька соскочила с лежанки, устроенной из травы и веток, подобрала бутыль, засунув ее в котомку.  И снова улеглась, свернувшись калачиком. 
     — Вот погоди, закончится вода, я пригну тебе ботинок, чтобы пальцы не пролазили, — пригрозил Дьявол.  — Пошоркаю посох о камень, чтобы царапины остались, а каравай подержу над огнем!
     — Не закончится! — сказала Манька через нос, понимая, что уже скоро пророчество Дьявола исполнится. 
     — Где ты ее возьмешь? Разведешь что ли? Или, может, до колодца сбегаем? — мрачно изрек Дьявол, закутываясь в плащ и укладываясь возле костра. 
     При слове «разведем» Манька против воли превратилась в слушателя.  И если бы уши жили отдельной жизнью, то оба уха развернулись бы и поползли в сторону Дьявола.  Нет, она не сдвинулась, не пошевелилась, но хандра рассеялась как дым, будто вместо нее теперь лежал другой человек.  Ни о чем другом она думать уже не могла. 
     Могла ли вода сделать другую воду живой? И даже если не могла, она могла бы попробовать сохранить остаток живой воды в большем объеме, чтобы меньшая капелька тратилась на тело.  Как это раньше ей в голову не пришло? Мысленно она уже была там, где есть вода.  Речная для этого не подходила, Манька только сейчас поняла, что мертвой воды в реке было много.  Она убивала ее быстрее, когда обернула в козленка, чем на того же соседа, который, не иначе, был повязан с нечистью.