А как без них самому-то?
     И каждый сосед говорил соседу: где мы, а где она, Благодетельница наша? Когда еще докатится до нас перестроенный миру мир? Главное, все видели, что ни день, то новая директива из центра — ох и трудно было за ними угнаться! Фантазия у Благодетельницы казалась неистощимою. 
     
     
     И так перестройка затянулась, что нашелся смельчак, который решил проверить: а голова у нее есть? И думают ли в той стороне, откуда вещала Идеальная Женщина, точно так же, как в той, в которой жил смельчак. 
     А звали смельчака Манька.  Просто — Манька…
     Сомнения ее брали, уж слишком расхваливало радио Благодетельницу — а что было на самом деле, поди да разбери! Сказать о себе можно все что угодно, коли посмотреть нельзя.  И качала она головой, когда в очередной раз понимала, что новый Указ, лично ее, к хорошей жизни не ведет.  В каждом Указе чудились слова: «затянем пояса потуже!»
     А куда туже-то? Вся страна давно в долгу у Благодетелей!
     Было бы справедливо, если бы хоть раз народу сказали: прощаем долги ваши, как вы наши, затянем на этот раз пояса у кредитора, а как спасемся, уж как-нибудь спасем Спасителя Нашего!
     Денно и нощно обращалось радио к народу голосом той самой Радиоведущей на всю страну.  И какую частоту не включи, люди обязательно ее услышат, но если бы Маньке (надо заметить, посредственному персонажу!) позволили порулить передачами, сдавалось ей, что расхваливала бы свои достоинства она нисколько не хуже.  Неужто, созналась бы, что каждый вечер чудится ей, что голова у нее, как у еретика, смотрит и видит обратно пропорционально высказываниям Благодетелей?
     Посчитала она, и получилось: там у государей огрех, и тут — и вроде ума много не надо…
     Например: если сотнями тысяч километров строишь дороги по всему государству, неужто еще три или пять по ее деревне государственную казну разорили бы? Пусть не черную, как в столицах, щебеночную, но чтобы в туфельках, а не в сапогах резиновых. 
     Тут, посреди домов — для ВСЕХ людей, а там, по лесам, по полям — для БОЛЬШИХ Людей!
     Но кто после такой глупости будет считать ее умной?! Ясно же, БОЛЬШИМ Людям ВИДНЕЕ, чем МАЛЕНЬКИМ. 
     По-человечески Манька понимала Благодетельницу, не осуждая за хвальбу и посулы.  Государством тоже надо кому-то управлять.  Сама она управлять не лезла, даже не мечтала, а попроси — отказалась бы.  Столько народу — и всем внять нужно.  А мнения у всех разные….  Кто-то и так думает: «Вот настроим дороги по полям и по лесу, и будут БОЛЬШИЕ Люди строить себе дачи в экологически чистых районах.  И если повезет, появится свой Благодетель…»
     Даже по улице иногда определяли, кому какой достался…
     По Манькиной деревне трактор боялся ездить, а через две улицы, где поселился кузнец господин Упыреев, имевший входы и выходы на БОЛЬШИХ Людей, улицу сразу объявили Центральной.  Дорогу подняли, засыпали, выложили плитами, где красным и серым гранитом по черному во всю дорогу крупными буквами было написано:
     «Низкий поклон вам, дорогой вы Наш Господи… Упыреев!»
     Так получилось, что на букву «н» не хватило камня….  А, может, денег на камень…. 
     
     Если бы не одно «НО!»…
     
     Невзлюбила Благодетельница Маньку, как истинную виновницу всех государственных проблем! Только какой ропот: мол, опять не дождались — как Благодетельница тут же всю ответственность взваливает на нее, клятвенно заверяя, что все до единого посула исполнены. 
     И прибавляет:
     — А если вы по Манькам себя меряете, то вот вам и объяснение! — и приводит в пример господина Упыреева: — Взять, к примеру, хорошего человека: дом — полная чаша, дорога до самого дома — и дети по заграницам! Не ропщет человек, а имеет! Кто вас назад тянет? Вы разберитесь уж как-то, да и заберите свое –– и будет вам!
     И уже смотрят косо, как зарплату получать.  Прячут денежки в карман, раз Идеальная Женщина платить не велит –– ибо все Маньки на одно лицо: алчные и завидущие, чем больше платишь, тем больше норовят разорить честного человека. 
     И отвечают:
     — Каждый горазд требовать, да только копеечка самим в хозяйстве пригодиться! — и в глазоньки заглядывают: — А зачем тебе, ведь у тебя и хозяйства-то нет?! — и тяжело, со вздохами поучают: — Вот кабы изнурила себя, поняла бы, каким трудом она достается! Ты благодари, благодари — да в ноги поклонись! Эка хватила! За копеечку мы и сами умеем! Так ежели всем Манькам платить, по миру пойдешь…. 
     Манька вроде и так, и эдак:
     — Подайте Христа ради! — Благодетеля помолит.  — Я ведь вам на три месяца наперед отработала! — посовестит его.  — Мне бы домишко подлатать да дров на зиму запасти! — про беду свою скажет. 
     И тут Благодетель удивленно вскинет бровь, будто впервые видит ее в неприглядном качестве, нахмурится, лицо сразу станет мрачным и осуждающим.  И ответит гневно:
      — Когда же успела, если три месяца не прошли? Знать работа была такая, на ломаный грош….  Обманываешь людей-то….  Да как в голову пришло равняться на богатого человека?! На мой дом глаз положила, али на соседа моего? – и уже Благодетель ее совестит: – Ведь это, Маня, самая зависть и есть! Ах, как права Благодетельница наша, выставляя мерзость твою напоказ!
     И смотрела Манька, и не переставала дивиться, когда при расчетах обязательно ей говорили:
     — Вот, Маня, соглашайся на половину, а то и половину не смогу — кризис! Покупательский спрос у тебя… нынче упал.  Что ж ты так, Маня?!
     И уходила она домой, не солоно хлебавши.  Будто не будь ее, и кризис не наступил бы. 
     В конце концов, оказывалось, что кризис у нее одной, а у остальных его как бы не было. 
     Кризисы, деноминации, девальвация, инфляции портили Благодетелей.  Они вдруг самым непредсказуемым образом понимали: если не считаться с Маньками — доходы можно увеличить.  Само государство было примером, в котором даже статья такая была — на инфляцию.  Ровно столько, сколько Маньки могли извлечь выгоду.  А если инфляции не случилось –– то как бы у государства разорение.  И тогда оно понимало, надо что-то делать всем миром.  Объявляло повышение акциза, увеличивало стоимость ГСМ, энергоресурсов, подымало таможенные пошлины, обращалось за помощью к другим государствам, чтобы цены на валюту подняли, или печатало деньги, чтобы самые богатые Благодетели, которым они выдавались, скупали бы у народа имущество.  А когда имущество было скуплено, и народ оставался с деньгами, оказывалось, что сами по себе деньги ничего не стоили, так, бумага….  И успокаивалось лишь тогда, когда народ опять сидел в своей сараюшке, и думал не о прибыли, а о том, чтобы с голоду не умереть. 
     И опять получалось — права Благодетельница, истинную правду возвещает! Взял — получил!
     А Маньке каково?
     Так и повелось: как какой в казне кризис, казна за Благодетелей, Благодетели за Маньку.  Тянут-потянут и вытянули государство.  А ей не у кого было тянуть.  И больно становилось, когда Радиоведущая, обещая народу благоденствие, объясняла так: экономия должна быть! — напрямую намекая на нее.  И что бы не планировала, Государственная Жена обязательно угрозу углядит.  И закрутится, и завертится государственная махина, чтобы мечта ее не сбылась. 
     К примеру, решит она железного коня заиметь — и вот уже чуть-чуть осталось, одна зарплата до мечты, а тут раз, и Указ выйдет: «госпошлину поднять в пять раз!» Ибо: «стране нужно производство –– поддержим отечественного производителя!»
     Манька о заграничном не мечтала — да только и свои, отечественные, в пять раз цену ломят. 
     Вздохнула тяжело, посидела, подумала и надумала: чем черт не шутит, построю-ка дом, продам, и еще один построю, для себя уже — земля в цене, дома в цене, ни за что не прогадаю.  И начала строить.  Дом красивый — не дом, а дворец.  И люди на него заглядываются. 
     И словно бес в производителя вселяется — в пять раз цены на кирпич поднимает.  Кирпич стоит, как буханка хлеба –– как будто глину не из земли берет, а со дна моря-океана, в самом глубоком его месте… Она бы запросто дала бы ему глину с огорода, чтобы на море не доставал…. 
     А государство ему кричит: мало, мало, у Маньки выгода впереди!
     Подсчитала она: ну раз в цены растут, подзанять, достроить, так и окупится.  И строит, и достраивает.  Продать остается…
     И тут вдруг берет государство растущие цены в свои руки и объявляет: «Не дадим народ обманывать!» — и падают цены… Странно, да? Не на кирпич, на дом… Как будто она его как раз из глины с огорода строила, а не из кирпича, который со дна океана….  А за государством грянули кредиторы…
     Вернулась Манька в свою сараюшку, подсчитала убытки и поняла: кому беда, кому-то мать родна — картошки насадила бы, и было бы зимой не голодно, а теперь что?
     Еще пять лет на Благодетеля работать…. 
     А мечта была так близко — руку только протяни!
     
     
     Необъяснимое явление Радиоведущей являло собой неоспоримое чудо.  И не знала она, как объяснить сей феномен… И все-то Благодетельница о ней знает.  И только послабление выйдет, как она тут как тут –– уже стыдит людей: «Девка вовсе от рук отбилась, того и гляди, козни начнет строить!» — и стращает, что, мол, спохватитесь, да поздно будет, потому как честному люду везде оскомина от Манькиной прибыльной жизни. 
     Ни в чем Благодетельница не упускала шанса напомнить ей, что живет она по милости и без милости.  И ладно бы на Идеальную Женщину смотрели глазами, а то слушают только, вроде как безымянная она…
     Как-то тайно…
     Вот вроде нет ее, а тут, посреди народа, как Дух Святый, с каждым в уме его…. 
     И вдвое горше Маньке становилось: ну разве ж она не народ?! Все-то у нее через пень-колоду.  Хоть в петлю лезь!
     Она, пожалуй, единственная, кто радио слышал, как звон в ухе –– и не сразу сообразила, что именно так Радиоведущая обращается к народу.  Через голову….  Да только ей от этого одна беда.  И ладно бы у нее у одной….  Но ведь куда не кинешь взгляд, везде одинаково.  Везде горе горем погоняет, а люди будто не чуют беду….