Сила не ум, одно дело огород вспахать, как она не умеет, но разве это показатель ума? Женщины физически всегда были слабее, и с этим ничего не поделаешь. 
     Поклонилась она по обычаю и сказала:
     — Простите, люди добрые, если чем обидела! Правильно считаете меня дурой! Ум мой настолько мал, что представить себе Благодетельницу не могу, уж как не старалась! И вот, хочу я посмотреть на плоть Идеального Человека, который умнее, чем все другие люди.  Так устроилась моя жизнь, что Благодетельница — слеза мне горючая.  Да как же думать о совершенстве ее, если дела и хлеб мой насущный, низводит до благотворительности, оставляя ни с чем? Чем она меня лучше, если свое добро в закрома собирает, а у нищего отнимает и богатому отдает? — Манька бросила взгляд на свою ношу.  Всхлипнула.  И тут же взяла себя в руки — не умирать собралась, по важному делу… ради жизни.  — Да и железо не даст повернуть назад…
     Люди в ответ промолчали. 
     Никто не торопился записать себя в еретики.  И на дорогу ей никто ничего не высказал.  Как поняли, что не собирается пугать, а и в самом деле собралась в путь, каждый тут же занялся своим делом.  И каждому оно казалось важным, хотя спроси кого, навряд ли вспомнит, чем именно в тот день занимался. 
     Не до того стало….  Не то было время…
     Или уж так повелось в государстве, не напутствовать добрым словом дураков.  Кому бы в голову пришло пожелать Ваньке-дураку удачи, когда отправился он вслед за своими богатырскими конями? Или когда дурак Иван-цареевич проснулся и обнаружил, что лягушки его след простыл? Каждый дурак уходил незаметно, подгоняемый невзгодами.  Один Дьявол взглянул на Маньку из Беспредельности с некоторым любопытством.  Потом пробежал взглядом расстояние, которое ей предстояло пройти, уперевшись взглядом в Благодетельницу — она в это время чинила разнос своему супругу, нахмурился и порадовался: скандал — это хорошо! Плохо, что золота много на столе….  Не за каждый металл люди гибнут….  Чаще от металла, неожиданно обнаруживая во внутренностях. 
     Вернулся взглядом к Маньке и усмехнулся. 
     —Тоже мне герой выискался! — фыркнул он.  — Многие ходили, да немногие дальше огорода ушли! — он устало махнул рукой и уткнулся во что-то свое, недовольный тем, что отвлекся. 
     Часть III Неожиданный попутчик
     А Манька, закинув за спину заплечную котомку, в которую кроме железных запасок положила топорик, немного крупы, соль и спички, завернутые в водонепроницаемый целлофан, теплую зимнюю одежду, сменное белье и предметы ухода за собой, прошла огороды, пересекла поле, бродом перебралась на другую сторону реки, и родная деревня скрылась из виду. 
     Места пошли незнакомые. 
     Направлялась она по наущению кузнеца господина Упыреева верхними путями вдоль реки к истоку, к болотам, через которые, как сказывал он, имелась тайная тропа, которая вела бы ее к тому самому месту, где некая таинственная женщина неопределенного возраста, живота не жалея, выписывала пропуск к Идеальной Радиоведущей, сообщая Ее Величеству о настоятельных прошениях несовершенных и обездоленных посетителей, не имеющих доступа через парадную.  Сказывал он, что очередь, может, покажется ей небольшой, но это ли не показатель быстрого вразумления и удовлетворения запросов посетителей.  И если истина за Манькиным делом, то первая встанет она на очередь! Накормит ее Посредница при деле, умоет и пренепременно рассмотрит внутренности надменных помышлений, которыми пропитана она с ног до головы и спереди, и сзади, не позволяющих узреть ей величие благороднейшей из женщин, поимевших благодетельность в очах своего мужа, которую принял он в чреве своем как душу праведную. 
     Не особо вникала Манька в мудреные речи господина Упыреева, заносило его, когда поминал Интернационального Господа Йесю, нареченного Спасителем, спасшего человечество от грехов, которые будто бы смыл кровью своей. 
     Ну, как могла она поверить, что он лично знавал Йесю и даже сиживал с ним за одним столом, будучи мытарем?
     Разве столько живут?
     И когда господин Упыреев обвинял ее во всяких грехах, согласиться не могла — знавала она грешников.  Жила себе и жила, не убивала, не крала, не завидовала. 
     Тем более, что грех уже как бы смыт. 
     Поставить рядом Благодетельницу, будет ли она так же чиста, если плюет в хороших людей?
     Но и господин Упыреев вникать в ее размышления не стал, закрывая тему словами:
     — Бог ли не защитит Избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь? — строго взглянул он на нее.  — Сия Благочестивая Жена избрана Господом Нашим в Избранные, ибо молитва ее не от мира сего и уже достигла ушей Божьих! А ты мерзость в глазах Его….  Сказываю, что уважаемые люди, как бы не казались тебе, идут в дом свой более оправданным, нежели ты: ибо всякий, возвышающий себя, уже унижен, а унижающий себя — возвысился. 
     — Так я ж не возвышаюсь! — упорствовала Манька.  — Я как раз наоборот… Вон на мне железа сколько! Через него иду! Это она хвалит себя день и ночь…
     — Без гордыни хвалит! Истину возвещая! Говорит о себе, чтобы люди сказали в ответ: так ли о ней думают, и каковы им дела ее! Она не явно хвалится, а тайно, в помыслах….  Вот нет ее, а люди думают о ней, и помнят дела ее.  А ты тут, а уже не помнят…. .  И нечем тебе хвалиться! — и берет тебя злоба! Поди-ка, расскажи, как живешь — на смех поднимут! Гордыня твоя внутри тебя, как грех, который вопиет к тебе день и ночь, и гнилую натуру твою видят люди, а у нее смирение перед бременем, которое возложил на нее Господь!
     — Ни фига себе, бремя! — возмутилась Манька.  — Такое бремя любой с радостью понесет!
     — Ты гордыню-то усмири! — грубо оборвал ее господин Упыреев.  — Вот откроется геенна огненная глазам твоим, там и посмотрим, кто из праведный, а кому более дается, — и, оскалившись всеми зубами, добавил с ехидцей: — Неграмотная ты, ума тебе пес наплакал.  Скотиной не соблазняется Господь, а Спаситель Йеся, Единородный Сын Отца Небесного, радуется каждому грешнику, который любит его более, нежели себя.  И чем греха больше, тем больше рад — ибо, поднимая, поднимается! Скотина грешить не умеет, потому и скотина….  Осознанно….  Грех отличает человека от скотины! Вот ты, и вот, поганым твоим ртом, обозначенная грешница….  Не ищет она оправдания греху своему — но знает грех, и знает, молится за нее всякий, кто в земле, ибо грехи ее открыты, а твои в тайне! Незамысловатая жизнь твоя закончится скоро.  И горе, и радость — все в юдоли земной останется.  И разверзнется геенна огненная, и возопиют к Господу от земли свидетели, кто в тайне, и кто явно.  И поймешь, как много было проклинающих тебя.  Кому ты на земле нужна? Кто слово за тебя молвит? Ни отца у тебя, ни матери — и душа обличает.  А человек, который грех свой в тайне знает явно, и приготовил белые одежды, будет услаждать себя плодами в Царствии Божьем — ибо поставит его Господь Царем земли и посадит его одесную за разумение.  Славят его люди… — господин Упыреев взглянул грозно, метнув в ее сторону свирепый взгляд: — Так не гневи Бога, смири гордыню и прими судьбу, как должное!
     — А какая у меня судьба? — шмыгнула Манька носом, не уловившись на хитросплетения господина Упыреева. 
     После того, как открылось ей железо, честность кузнеца вызывала у нее сомнения.  Если и был кто в земле проклинающий ее, то он стоял на очереди первым…. 
     Хорош тот Господь, который возьмет господина Упыреева в свидетели! Да только не Манькин это Господь — и даром он ей не нужен….  Уж лучше в геенну.  Страшно с такими, от грехов кровью отмытыми…. 
     Ну, правда же, кто не испугается, увидев человека, который с головы до пят в крови?!
     К тому же, не в своей, в чужой…
     — Искра Божья Благодетельница наша! — негодуя, топнул ногой господин Упыреев.  — Денно и нощно печется она о благе подданных! Уразумей, и сквернословию своему закрой уста.  Перед тобой одна дорога — в Царствии Небесном в геенне огненной гореть! Будь покорной — и многие грехи твои откроются тебе.  А она, Благодетельница наша, позаботится о душе твоей, ибо ей — Царствие Божье!
     Чувствовала Манька, лицемерит господин Упыреев.  Зловеще прозвучали его слова, и хищный взгляд, идущий опять же из глубины, уловила.  Но сама знала, как-то неправильно она любила Спасителя Йесю.  А как любить, если никакой отдачи нет? Хоть бы намекнул, что существует в природе.  А если природой не мог управлять, то какой Бог? Бог живым должен быть и страшным в гневе, щедрым, когда правильно все делают.  Объяснить, если что не по Его, когда человек хотел бы, да не знает как…
     
     В Боге Манька разуверилась.  Не видела она Его промеж людей.  Может, он и был, может, и не было его, но равнодушно взирал он на ее мучение.  Разве что когда убивал мысли тяжелые, внушая глупую надежду: Маня, я понимаю, в глазах песок, и соль сыпалась на рану, теперь усни, а завтра будет новый день… — голос шел издалека, легкий, как ветер, но разве этот голос принадлежал Господу Йесе? Местный представитель Спасителя запретил ей слушать этот голос и обозначил его, как Дьявольское наущение. 
     И Манька не понимала — почему? Вроде мысль была здравая….