Страна свобод.  Разум - вне мира. 
      Я шёл по земле, такой же твёрдой, как та, что сейчас у вас под ногами, видел над головой синее небо.  Но это только сначала.  Небо, земля, воздух - это скудное представление человеческого сознания о мире.  Если есть небо, значит, под ним есть земля, и значит это мир? Как глупо!?
      В какой-то момент мне перестало хватать одного абсента, и тогда в зелёном эликсире вдохновения растворялось сразу несколько таблеток экстази…
     Транс. 
      Я проживал жизни сотен людей точно так же, как до того момента прожил свою.  Я действительно жил - видел лица и говорил с людьми.  Сначала сон владел мной, но всё больше и больше погружаясь в записки Слима, я начал понимать, что властелин здесь я. 
     Транс. 
      А однажды, проснувшись в своей коморке в полуподвальном помещении, я нашёл рядом тетради Годфруа (ты, читатель, надеюсь, уже понял, когда и как они там оказались) и тогда мир сна расцвёл новыми, неведомыми дотоле, яркими красками. 
     Транс. 
      Тогда я понял одну простую, казалось бы, но по простоте своей ужасную истину.  Сон - это смерть.  То есть существует тот загробный мир, что наперебой искали и ищут все маги, эзотерики и мистики.  Мы, не ведая, погружаемся в этот мир каждую ночь, мы умираем, что бы воскреснуть вновь, с новыми лучами рассвета. 
      Это… ужасно, это действительно ужасно, но это знание даёт силу и власть, а ещё душевный покой.  Ведь все мы, загляните себе в душу, по-настоящему боимся только одного - смерти.  И если точно знать, что смерти нет, то уходит, растворяется тот страх, что мучит нас с самого первого мига, когда мы поняли жизнь и встретили на своём пути смерть. 
     *Количество содержащегося в абсенте наркотического вещества - туйона, в странах, где он всё-таки разрешен, уменьшено в 26 раз. 
     
     Вот тогда-то я и угодил в ловушку. 
     Транс. 
     
     5. 
     Возможно ли проснутся во сне?
      Я огляделся тогда, и понял что всё вокруг не так чётко, как привык видеть в реальном мире, а переливчиво, как и пристало видеть во сне, где что-то, в одно неуловимое мгновенье, может стать чем-то другим. 
      Я понял, что шагнул за грань дозволенного, что абсент швырнул меня так глубоко, как ещё никого до меня.  Я был первым, и теперь не сделать шагу назад.  Мне не сделать, но сделал, на моё горе, кто-то другой. 
      Здесь стоит вернуться на несколько секунд назад.  К размышлениям моим о небе и земле.  Ты понимаешь, читатель, о чём я!? - страх, некоторое время (время, ха!) копошившийся в моей груди, исчез, растаял, лишь я понял, где я и что я теперь. 
     Бог… Бог! Бог!!! Я волен делать всё, что только захочу.  Рушить города (…), стирать в пыль горы, становится любым из великих людей, здесь, где нет времени и бытия.  Бог. 
      Я не проснусь, что бы ни было на самом деле, просто не хочу просыпаться - так я решил тогда.  Не проснусь…
      Однажды я пришёл к маме…
     Ей снилась залитая солнцем поляна, где зелёные деревья подпирали светло-голубой небосвод.  Тут был маленький домик с кирпичной трубой, пустая собачья будка…
     - Мама - я вышел из-за дома, и мама, кажется испугавшись, вздрогнула. 
     - Дэни… Сынок…
     - Привет, мам, как ты?
     - Хорошо, твоя сестра идёт в школу в этом году…
     Тут мир, как это обычно бывает во снах, готов был измениться, но я удержал всё как есть.  Солнце, деревья и мама. 
     - Передавай ей привет - сказал я. 
     - Обязательно передам. 
     И она проснулась - исчезла прочь из моих владений.  Я знал - с теплотой в сердце. 
      Позже я увидел мою Криси.  Господи, как разъело безумие её бедное сознание.  Здесь была пещера, со стен которой свисали окровавленные внутренности; слышался плеск воды и чьё-то тяжелое дыхание.  Сама же Кристина была в детском платье для утренников, с розовыми бантами на голове.  Вокруг лежали плюшевые игрушки, куклы и кубики с буквами. 
     - Криси - я упал на колени - Моя несчастная малышка…
     В тот миг, когда я коснулся лица Кристины, глупая улыбка покинула её губы, а в глаза вернулись искры разума. 
     - Дэни - по щеке покатилась слеза.  Она огляделась и прижалась ко мне в страхе.  - Где… я?
     Я улыбнулся ей, так тепло, как только мог:
     - Пойдём… Пойдём со мной, я покажу тебе что-то! - и я, решившись, отвёл её в милый домик на поляне у леса.  В сон моей мамы. 
     - Что это?
     - Ты больше не вернёшься к боли…
      И она осталась там.  Я пообещал вернуться и ушёл. 
     Что ещё, казалось бы, могло меня удивить? Но тогда, в доме на лесной поляне, взглянув в зеркало в прихожей, я увидел не себя, а Годфруа.  Тогда-то я всё и понял. 
     - Как ты узнала меня? - я повернулся к Кристине. 
     - Что значит «как узнала»? - не поняла она - Я люблю тебя, мой Дэни, и узнаю из тысячи…
      Только для неё я остался собой, то есть ей казалось что я, всё ещё я.  В реальном же мире она умерла.  На полу больничной палаты, подогнув под себя ноги и невидяще глядя в пустоту, умерла моя любовь!? Нет.  Она и по сей день ждёт меня в том доме на лесной опушке. 
      Итак, что же, властелин снов, современный Морфей, бог, перебравший абсента!? Я понял своё могущество.  Я ПОНЯЛ свою силу.  Реки меняли русла, покорные моей воле…
      Это город.  Это мечта.  Ведь каждый из нас мечтал когда-нибудь, чтобы у него был свой собственный маленький мирок, красивый, как игрушка, и только тебе принадлежащий.  Этот город. 
     Здесь смешались полюбившийся мне Амстердам и мой родной город; здесь были живы и были со мной все те, кто мне дорог. 
      А Годфруа? Только теперь, находясь там, где я теперь, я понимаю, что делал все это время мой враг. 
     Я хотел привести в город, в Город!, Кристину, или сделать так, чтобы однажды, вышедши из своего домика, она увидела плод моих фантазий.