Жизнь Вениамина Нестерова. 
     
     «О любви и смерти он кое-что знал - два близнеца, две великие банальности, которыми одержимы авторы песен и мыльных опер». 
     Клайв Баркер. 
     «Явление тайны». 
     
     Развязка. 
      Ненавижу истории, в которых всё хорошо кончается.  Ни хрена не кончается хорошо, ни хрена вообще не кончается.  Люблю быть пьяным, когда ты пьян, не нужно думать, а всё что ты говоришь, никто не воспринимает всерьёз.  Если не перегибать палку, можно высказать какому-нибудь деятелю всё, что накипело, и ничего тебе за это не будет.  Люблю быть пьяным и ненавижу «Happy End». 
     Бутылка водки опустела предательски быстро.  Сволочь, не могла ещё чуть-чуть не кончаться.  Меня качало, а мысли расплывались понемногу в разные стороны, не давая поймать себя.  Я уже и забыл, если честно, по какому поводу праздник.  Чрезвычайно хотелось по малой нужде, но вставать было до одури лень, как если бы ноги залили свинцом, как и голову. 
      Вот тогда-то, сидя в одиночестве в номере плешивой гостиницы, перед пустой бутылкой из-под водки и перед включенным телевизором (шёл футбольный матч), я и вспомнил Вениамина Нестерова.  Опять.  Хотя теперь и без того никогда не смогу забыть. 
     Ни хрена не кончается - подмечено издевательски точно, а теперь, в неведомом ожидании, даже хуже, чем если б взорвалась к чёртовой матери атомная бомба.  Темнело, и, глядя на сереющее небо за окном, я порывался что-то сделать, но не помнил уже что хотел. 
      Прошло уже почти два с половиной года - это бездна времени, и всё вот уж казалось бы, истёрлось из памяти, во благо, оставив меня в блаженном неведении, но иногда случаются вот такие вот моменты.  Сейчас нельзя не вспомнить, и это наполняет мою грудь отчаянным воплем.  Но кричать сил нет - я, чёрт возьми, почти мертвецки пьян.  Двигаться не хочется, не хочется думать.  Вообще ничего не хочется.  Засыпаю…
      Я не люблю «Happy End» и дешёвых шлюх.  Вот что я не люблю, и тут, я думаю, со мной согласятся многие.  Кто-то боится, но идёт, сжав зубы до скрипа; другой, ради близкого человека, делает то, что ему омерзительно, и даже виду не подаёт.  А дешёвые шлюхи бегут прочь.  Я слышу, как бежит по проводам электрический ток.  Вжжжжж… И это «вжжжжж…» вкручивается в правый висок, как ржавый болт. 
      Я боюсь прикосновений ветра, боюсь глядеть на небо, боюсь открытого пространства, не могу смотреть людям в глаза.  Иногда страх притупляется, бытовуха изгоняет видения прошлого прочь из головы, но не в такие моменты.  Я боюсь и злюсь, порой без причины и вдруг, и то и другое.  Случаются опасные истерики, а психиатры ещё не придумали названия для моей болезни. 
      Я вспомнил, в который уж раз, Вениамина Нестерова.  Среднего роста, худой и измождённый, как из кунсткамеры, с живым, лихорадочным блеском в глубине тёмно-серых глаз, и вечно растрёпанными соломенными волосами.  Я никогда не говорил с ним, да и вообще, по сути, остался для него лишь случайным лицом в толпе.  Но я знал о нём всё, я столько раз говорил о нём с разными людьми, что, казалось, знаю его всю свою жизнь. 
      «Happy End» - это дерьмо, но, в таком случае, иногда так хочется этого дерьма.  Как бы я хотел, чтобы всё кончилось.  Пусть взорвётся бомба, но наконец-таки встанут все точки над «i», а ожидание - наимучительнейшая из казней. 
      Кто-то скажет, что взрослому мужику не пристало верить в дурацкие сказки, что я давно должен был взять себя в руки и перешагнуть эту часть своей жизнь.  Перевернуть страницу, если угодно.  Я бы так и сделал, если б не пил, а когда я пью, я начинаю вспоминать. 
      Сначала хаотично, из разных уголков толщи прожитых лет, потом воспоминания вновь и вновь напоминают мне о неясных тревогах и опасениях.  Я поднимаю голову к небу и пугаюсь, до дрожи в коленях, этой бездонной дали.  Этой пустоты.  Мы всегда возвращаемся к началу, так уж заведено, вот и я, как чёртова белка, бегаю и бегаю по кругу, дрожа от одной мысли, что всё то, что произошло (а что, собственно, произошло!?) могло быть правдой. 
      Истории порой захватывают тебя с головой, и ты, даже при желании, не можешь отделаться от отголосков истории.  Но никогда ничего не заканчивается, в том беда всех историй, которые действительно что-то стоят, или происходит натянутый за уши дранный «Happy End», который я ненавижу, но это я уже говорил.  Однажды ввязавшись в какую-то историю (то есть, действительно за неё взявшись) ты уже не сделаешь даже и шагу назад, по крайней мере, для меня не может быть иначе. 
      Вот так вот.  Я и этот странный, до ужаса странный, парень с серыми глазами; в длинном тёмно-коричневом пальто и потёртой футболке, с дрожащими руками и мягкой полуулыбкой на тонких губах.  Мы.  Я, и жизнь Вениамина Нестерова, вот так вот и получилось, что я сижу в номере дешёвого отеля на окраине столицы, перед пустой бутылкой водки.  Тошнит, но вставать не хочется, точнее не нехочется, а не можется, даже если бы и хотелось бы. 
      Я должен рассказать вам то, что знаю, иначе сойду к демону с ума.  Так я пытался однажды порезать себе вены.  Ножом по внутренней стороне запястья и все дела, брызнула кровь, и я рухнул в алую пелену болевого обморока.  Но выжил, как кот, сброшенный с девятого этажа, и теперь сижу.  Хочется ещё водки. 
     История жизни. 
     «Ченнелинг - это способ коммуникации с любого рода сознанием, которое не находится в человеческой форме.  Такому сознанию можно предоставить возможность выражать себя через человека - ченнелера». 
     Шепард Гудвин. 
     «Путешествие вашей души.  Ченнелинг и учение Михаила. 
     
      Нестеров родился в 1983 году.  Он был сложным.