Когда я был в родном городе Нестерова в последний раз (как я уже сказал, прошло больше двух лет), в ту ночь, когда видел в последний раз его мать, случилось кое-что, что, по всей видимости, и пошатнуло мою психику. 
     Егор той ночью вышиб себе мозги.  Вот так история.  Я вернулся в отель и консьерж сказал, что мне звонил какой-то мужчина, и просил, даже когда сказали что меня нет, соединить его с моим номером. 
     На аппарате мигала красная лампочка. 
     - Здравствуйте, уважаемый постоялец, для вас оставлено одно сообщение, - произнес первым делом бесстрастный женский голос. 
     Я не стал включать свет, зубами вынул из пачки сигарету, тяжело опустился в кресло рядом с телефонным столиком, и нажал кнопку «Прослушать сообщение»:
     - Здравствуй, Альин.  - Такое обращение меня уже насторожило, но он тут же исправился - А и чего это я, Аля, как ты? Просто нервы на пределе.  Не знаю даже с чего начать, - чуть хрипловатый голос на мгновенье утонул в телефонных помехах.  Я уже думал, что он отключился, но время на автоответчике шло.  - По поводу того дерьма, что твориться в этом городишке… Этой секты.  Мы с тобой созванивались, хотел дождаться тебя, но уже решил.  А сейчас либо напьюсь в дрезину, иногда сам себе противен, либо… Знаешь, струшу, так что… Прости меня, брат, вот что я тебе скажу первым делом.  Да.  Это первое что ты должен понять.  Я прошу у тебя прощения.  За работу, ведь какая такая теперь работа, за все вложенные в наш журнал.  Наверное мало кто… Нет.  Ладно, к делу. 
     Явление.  Они все говорят что-то о явлении, да, и о том, что перемены, мол, неизбежны, а? Ты, думаю, слышал всё это.  Говорят-говорят, а на самом деле переливают из пустого в порожнее.  Никто ничего не говорит, но кто-то узнаёт, как вот я.  Ты ни хрена наверное не понимаешь… У меня тут кое-что есть.  Ты, помнишь, говорил мне про того парня.  Молох, так он себя зовёт.  Отец Ожидающий.  Чёртовы психи, я тут побывал на сборище, но это не расскажешь по телефону, слишком… Это слишком, брат.  Но поговорить нам надо было бы, если осталось время.  Аннушка и чёртово подсолнечное масло, никто не может знать, что будет дальше, но каждый думает что знает.  В общем… Набрал тебя, потому что у меня тут номер твоей гостиницы на ярко-жёлтой бумажке приклеен к монитору, написано «Аля.  Секта», но теперь не надо, ни материал готовить, ни ездить никуда не надо.  Это что-то очень странное, брат, очень и очень странное.  Молох говорил про какого-то парня… Они… Они кое-что могут, эти сектанты.  Ненавижу это дерьмо, это как у Лавкрафта про Карвена, помнишь? Все боялись, и ещё сильнее потому, что точно никто ничего сказать не мог. 
     Потом раздался какой-то стук. 
     - Алло - позвал я. 
     Егор говорил что-то ещё, но я не расслышал.  Через несколько мгновений же я услышал выстрел.  Потом опять стук, крики, а потом кончилась плёнка на автоответчике.  Я перезвонил тут же, как только вышел из оцепенения, но трубку, естественно, никто не взял. 
     «Сообщение оставлено в 15:36». 
      Незачем рассказывать в подробностях о том, что я чувствовал тогда.  Или вам хочется немного посходить с ума? Не думаю, что кто-то из вас выдержит то, что упало бременем мне на плечи, да только меня-то не спрашивал, господа… Та ночь, та чёртова ночь перевернула мою жизнь.  Не скажу что вдруг и на раз, но всё же к чему-то я готов не был. 
     Чуть больше недели «до», и два с половиной года - «после».  Теперь вся моя жизнь ничего не стоит, как бы дерьмово это не звучало. 
      Утром 16 июня, разбирая завалы разрушенного торгового центра, спасатели обнаружили человека без сознания.  Мужчина лет двадцати-двадцати пяти, с разбитым в кровь лицом и сломанной ногой, ещё почти месяц не выходил из комы, а потом долго восстанавливал память; практически учился заново говорить и называть предметы своими именами. 
     Я не мог просто взять, и начать всё с чистого листа.  НЕ МОГ.  Я пытался найти ответы.  И вот, наконец, нашёл - то есть действительно нашёл, так, что теперь не повернуть назад, но отыскав то, что ускользнуло из памяти вначале, я был не рад. 
     Та ночь изменила моё понимание мира, изменила мой взгляд на небо (будь проклята эта бездонная даль), изменила… Всё. 
      Что ж, я думаю, если я ещё не отправился вслед за мамочкой (ба-бах!), то только потому, что начал рассказ, и теперь не остановлюсь, пока не скажу «Конец». 
     Но ничего не кончается.  НИЧЕГО НЕ КОНЧАЕТСЯ. 
      Жизнь полна странностей.  Порой это совсем незаметно, ведь у каждого из нас есть свои дела и заботы.  Но, если разобраться - карманы каждого из нас полны дерьма, так говорил Егор. 
      Ещё был Александр Аршавский.  Вы, может быть, даже видели его, а? Вы, я уверен, ни за что не узнали бы в обычном человечке, каких тысячи - деловой костюм, галстук, дипломат, аккуратная причёска - того, кем был Аршавский.  Молох.  Так он себя называл, и даже тогда, когда я, наконец, увидел его глаза, он считал всех не больше чем пылью. 
     Столкнувшись с ним на улице, вы бы, например, спросили который час, а? Ведь именно в тот день у вас сломались часы, или вы забыли дома сотовый. 
     «Полчетвёртого» ответил вам глава тайного братства - Молох, уверенный, что скоро кончится эра людей…
     Я не всё помню о той ночи; как не пытался, но нет.  Может быть подсознание, в отличии от сознания, действительно постигло угрозу, исходящую от этих демонов, страхов в мыслях и словах Александра Аршавского. 
      Луна заливала исковерканный город своим таинственным серебряным светом, на фоне руин сияли огни далёких звёзд на черно-синем небе, к которому призрачными колоннами поднимались столбы дыма и гари. 
     Горели, словно чьи-то глаза, свечи в окнах уцелевших домов…
     Монотонное пение я услышал ещё из дома, спиной ощущая сзади обжигающий взгляд.  Я шёл, а приближающийся гул перемежался воем полицейской сирены и машины пожарной.