— Приятно было смотреть на море пролитых слез и внезапные вспышки проснувшейся памяти.  Мы рады, что обошлось без жертв. 
     — Люди потеряли целые состояния, — расстроено проговорила Любка.  — Мне на такую машину никогда не заработать. 
     — Ну… — волшебник взглянул на трассу, прищуриваясь.  — Не все они заработаны честно, это первое, второе — многие ли не нарушили правила дорожного движения.  Допустимая скорость на этой трассе девяносто км в час и выдержанная дистанция между машинами.  И третье, кто думал о будущем — позаботился о страховке. 
     — Неужели ты и в самом деле хотела бы потерять девственность от того мальчика? — волшебница наморщила нос, почесав его. 
     Любка покраснела.  Оказывается, за нею все это время следили.  Ужас! Но раз уж ее уличили, она решила быть откровенной. 
     — Я много раз дотрагивалась до других, — призналась она, смутившись, — но я больше ни один не помню так, как Лехин.  Других как будто не существует. 
     Волшебник захохотал, волшебница с сочувствием похлопала по плечу. 
     — Это оттого, что он у тебя был первый. 
     — Я, наверное, глупо думаю, да? Мне и самой так кажется… Мне столько лет, а я чувствую себя все такой же, как раньше… Люди другие. 
     — Почему в тридцать, в сорок и в пятьдесят люди должны забывать, что рождены не для жизни, а для смерти.  Смерть приходит к человеку, когда он приглашает ее к себе.  Люба, в твоем мире люди живут и сто пятьдесят, и двести лет.  Ты молодая девушка… Несколько подъеденная червем, но как все люди этого мира.  И твое желание расти дальше, лишь доказывает, что где-то внутри тебя скрыт огромный нераскрытый потенциал. 
     
     Наверное, Любке не было так легко с тех пор, как она оставила училище.  Один этот день изменил всю ее жизнь.  Теперь занятия перестали быть ей в тягость.  Она уже не смотрела по сторонам и не пыталась подстроиться под окружающих людей, копируя их и примеривая на себя.  И наконец-то сдвинулась с мертвой точки…
     В первый же вечер, когда она доковыляла в тапках и халате до квартиры и сообразила, что внутрь ей не попасть, ибо ключ остался на столике в прихожей, она вдруг почувствовала посыл: «иди через дверь!».  Перед глазами мелькнула рука, сделав пас, и прозвучало странное слово. 
     Любка повторила все в точности. 
     И сразу увидела свою прихожую, будто стена стала полупрозрачной.  Она преодолела ее без труда.  А когда оглянулась, стена стояла на месте.  Только словно бы уже через темное стекло она вдруг заметила, как перед ее дверью с той стороны застыл сосед сверху. 
     И снова пас рукой, и слово, вылетевшее из подсознания — сосед тихо выругался и побрел вниз, ни разу не оглянувшись. 
     «Надо запомнить!» — подумала она. 
     Она вдруг начала получать информацию, которая никак не могла приходить ни от волшебников, ни от духов, ни от людей этого мира… Словно что-то сломалось там, на границе миров.  Она понимала, что знания приходят с того света.  Носитель ее матричной памяти был магом, посвященным во многие тайны — и учителя рассказывали ей, как быть Богом, как держать под контролем свою силу. 
     С того дня она умнела на глазах, испытывая невероятное облегчение.  Сила наконец-то перестала ее пугать.  Знания укрощали силу, направляя в нужное русло.  И мир вдруг предстал в новом свете.  Люди перестали существовать каждый сам по себе — теперь это был один огромный живой организм, связанный на подпространственном уровне тугими переходами и незримыми нитями.  И когда кто-то из них умирал, в другом месте происходили события, которые никто не ждал.  Боль накладывалась на боль, зло накладывалось на зло, добро источало из себя энергию, питая организм в целом.  Один или два человека могли убить миллионы людей, разъедая, как раковая опухоль, и разрастаясь, пока у организма в целом не вырабатывался иммунитет, и он не набрасывался на заразу. 
     Терпеливо, день за днем, она вникала в те законы, которые правили этим организмом.  И училась не вмешиваться.  Там, где боль не доставала сознания, болезнь начинала быстро прогрессировать.  Например, вымирание сел и деревень, которые давали городам силу и молодость.  Народ сделал ставку на город, обрывая с селом все связи, которые могли бы поддержать его, вычеркнув из жизни.  Пятьдесят процентов репродуктивного населения ушли в небытие, как быдло, как спившееся и опустившееся чмо, презираемое всеми.  Село состарилось, теперь там доживали свой век старики и старухи.  Два и три поколения — и города содрогнутся в агонии, почувствовав гниение своей плоти.  И страна откроет двери всем, кто прилетит и приползет клевать внутренности. 
     
     И вдруг телеграмма: «Мама умерла, приезжай»…
     Весь вечер Любка ходила по квартире, как пьяная. 
     Зачем же она ушла от жизни и близких так далеко?! Какой смысл доставать знания, если она не могла помочь самому близкому человеку? Она словно бы забыла о людях, без которых жизнь ее становилась еще более пустой, чем была.  Та жизнь теперь казалась не более чем игра воображения, воздушные токи, причудливо сплетающие нити марева от земли, миражи в пустыне в знойный и безводный полдень…
     И вдруг Любка почувствовала острую боль, которая вошла в ее сознание, как нож.  Она охнула, схватившись за живот — и свалилась на пол…
     
     — Ты даже не представляешь, как мы рады, что нашли тебя, Оливарн! — два старых мага засеменили к столу, стуча об пол посохами. 
     Лицо не мальчика, но зрелого юноши слегка вытянулось. 
     — Не будем скрывать, мы пришли с плохими новостями.  Ты душа отмеченного младенца, носитель ее матричной памяти.  Мы хотим, чтобы ты присматривал за нею в том мире. 
     — Да, Мудрые… Но как же?! Она ребенок, а я… — юноша растерялся, вглядываясь в лица двух магов.  — Я не могу быть носителем, я ей как отец!
     — Младенцу не под силу удержать в себе ее магию.  Ее душа не может быть не зрелым магом… Духи указали на твой дом.  И нам достоверно известно, что ты поднял из земли мертвую плоть и водил ее по деревне, потешая людей, сравнивая ее со многими магами, которые заставляли людей продавать хлеб по цене прошлого года. 
     — Но вы не оставили людям выбора! — возмущено воскликнул юноша. 
     — Мы переживаем не лучшие времена! Война основательно подорвала экономику.  И ты это знаешь!
     — Им тоже нужно кормить свои семьи… — разозлился юноша.