Стащив что-то, мы можем наследить, — разочаровала она его, — нас сразу вычислят. 
     С этого дня Ивану стали доверять посохи.  К дополнительным тренировкам он подошел ответственно, но его способности развивались медленно, заклятия ему почти не давались.  Телепортация у Ивана получалась только в одну сторону, на себя — и только свое.  Даже одолженные вещи или те вещи, которые побывали в чьих-то местах, или передвинуты, для телепортации оставались недоступны.  Но с тем, что он считал своим, у него была какая-то сверхъестественная связь. 
     
     Зима пролетела незаметно.  Снег сошел быстро, за неделю оголив каменистую землю и покрываясь молодой зеленью.  В свободное время Любка наслаждалась прогулками на лошади, необыкновенной природой дикого края, или придумывала новые заклятия, проверяя их вдали от жилищ.  Ребята занялись подготовкой лагеря к летнему сезону, к походу, улаживая свои дела и решая, на кого оставить бизнес.  Охотхозяйство взял на себя Олег, а базу Александр.  Идти решили всей группой, или те, кто смогут.  Любка сразу предупредила, что всем вряд ли удастся нащупать дорогу. 
     Началось самое сложное — увидеть духов оказались готовы не все. 
     — Надо научиться слушать пространство! Смотрим на стену и пытаемся почувствовать эмоциональность… Определяем плохое, хорошее, нейтральное… Не торопимся, — Любка потеряла всякую надежду.  Пока духов не видели даже Славик и Иван, в то время как на Ализире их видели и не маги.  — Сморим и не торопимся.  На стену, но, не достигая взглядом стены.  В пространство. 
     — Тяжесть какая-то появилась, — наконец, первым признался Антон.  — Смотрю и вижу нечто нерадостное… На рожу не похоже, но как будто гвоздь торчит…
     — Вот! Это дух — толкает мысль… — обрадовалась она.  — Наши мысли зачастую ответная реакция, своих мыслей у людей бывает мало, и обычно они по делу.  А все остальное…
     — Это, наверное, не всем дано, способности надо иметь, — засомневался Аркаша. 
     — Все могут! Раньше этому всех учили, — Любка не позволила ему заразить пессимистическим настроем группу.  — Духов и видели, и отгоняли, и задабривали, и приманивали, и понимали… Черти, водяные, русалки, лешие, домовые… Их и простые люди видели.  Например: «Черт и век не пьет, а людей искушает».  Они не едят и не пьют, но, кажется, что едят и пьют, если на них смотришь.  Мы все их подсознательно видим — и страдаем обжорством за компанию.  «Держи черта за рога: и то находка».  Увидеть духа, найти свою слабость, его вроде бы нет, но польза, оттого что поймал, какая-то есть.  «Надулся, как кикимора, слова не скажет».  Кикиморы реже к человеку приходят и изображают его самого во время болезни или какого-то промаха.  «Что ты какой-то кикиморой вырядился?» Хать как человек выгляди, во время позора он во всем чувствует себя идиотом. 
     — А домовые? — усмехнулся Аркадий. 
     — Напоминают или глаза отводят по дому.  Могут показать черта, которые посланниками от людей приходят. 
     — Сейчас люди вон как хорошо живут, не верят же в духов. 
     — Хорошо жить можно на могилу, а можно ради жизни.  Возьми наш крепостной строй.  Миллионы людей умирали безграмотными, бесправными, нищими.  Их продавали, убивали, их унижали.  И каждый помещик мог сказать о себе то же, что ты сказал только что. 
     — Но сейчас же нет крепостного права!
     — Нет, но есть.  Вон, деревня, там люди и скоты живут?
     — Люди…
     — Первое, кто из них сможет выучить свое отпрыска, устроить его в городе, обеспечить каким-то жильем? Я понимаю, что вы себе напридумывали, приходи, поможем, научим… А если человек хочет не как вы? Если художником, инженером ракетной установки, астрономом, как Кусто, изучать подводные глубины? Если родители хоть как-то не обеспечены, для него даже училище закрыто с обыкновенной профессией сварщика, строителя, водителя… О высшем образовании речь уже не идет.  И все — человеку не к чему стремиться.  А если в деревне родился, жизнь для тебя закончилась.  И никому нет до этого дела.  Ни государству, ни вам, ни мне, мы с вами бессильны что либо изменить, а государству в голову не придет думать о тех, кто ему не нужен.  Они не платят налоги, не кусают за ноги — и мы вымираем, ибо это наше будущее, наша кровь и стволовые клетки.  А духи говорят: да-да, молодцы, помнить надо только о себе! И убивают людей, чтобы не оставить нам шанса одуматься.  Двадцать лет село не родит детей, половина школ закрылась, кто-то уже и в школу не отправляет, потому что не может одеть, обуть, накормить.  И когда молимся на царя-батюшку, никто не вспоминает, что Россия была отсталая, а подняли ее те самые бывшие крепостные, которые накопили в себе столько ненависти, что могли убить и отца, и брата. 
     Смотрела как-то сюжет по телевизору… Восстанавливают церковь.  И молодой монах показывает на колокол с нехорошими словами и говорит: ищем потомка человека, чтобы показать, какое позорное пятно их предок, чтобы им стало стыдно, за то, что он сделал…
     Это после того, как человека насильно крестили, живьем закапывая в землю, после того как они тысячу лет помогали помещику и царю-батюшке держать народ в повиновении, тысячу лет приучали его к смирению и молитвам к тому, кто не мог сделать человека ни помещиком, ни царем, тысячу лет приучал народ ненавидеть честного человека, для которого собственные честь и достоинство — священный долг и дорога к Богу. 
     — Ну… мы так дойдем… Нам на Иуду надо было молиться?!
     — А чем тебе Иуда не угодил? — Любка засмеялась.  — Начнем с того, что группа молодых людей творит нечто противозаконное.  Она творит тайно, не явно.  На все свои лечения, на все тайное Иисус брал одних и тех же людей, своего брата Симона, которого обозвал камнем, и двух племянников Иоанна и Иакова.  Иоанну в это время было не больше тринадцати лет.  Спустя шестьдесят лет после казни, когда ему было чуть больше семидесяти и меньше восьмидесяти, он пишет второе Евангелие и перевоплощается в ангела… Симон младший брат Иисуса, он был первым, и при этом был сыном дяди первосвященника, который щедро делился всеми церковными секретами. 
     На что они были способны.  Находим в бытие: первосвященники наложили руки на Симона (Петра) и тот обнаружил себя в темнице.  Наложение рук — это какое-то мощное оружие, которым можно и поднять, и убить, и оно как бы под запретом, и оно применяется против преступников.  Крайняя мера, само по себе это преступление.  После наложения Петра больше нет, он вышел из этого состояния, но от него свои отказались. 
     И вот группа молодых людей объявляет себя спасителями и используя наложение рук кому-то дает жизнь, а кого-то низводить в пропасть и убивает, как Сапфиру и Анания.  Или ты нам все отдашь и будешь нас славить, или ты умрешь.  Все кто не с нами, тот против нас. 
     А между ними ходит Иуда, который сам по себе человек образованный, способный наблюдать и делать какие-то выводы.  И он вдруг понимает, что каждое такое наложение ведет к изменению личности.