— А про «утонуть», ты это даже не пугай раньше времени! — она повернулась к дяде Андрею.  — Хорошо она, Тина, у тебя плавает! В прошлом году под снег уже на ферму идем с бабами, а она в пруду сидит… От воды пар, холодина, приказали ей вылазить, а она хохочет.  Заплыла на середину, там, где омут, и ну давай нырять! Мы уж хотели мужиков на подмогу вызвать.  Вот за это надо было… — согласилась тетя Рая. 
     — Ой, не знаю, поди, заблудилась? — предположила мать. 
     — Где? Чего ей в лесу-то делать? — рассмеялся дядя Андрей.  — Понятно, что прячется. 
     — Да ладно вам переживать-то! — подбодрила всех Нинкина мать.  — Куда она денется?! Есть захочет, сама придет! Если, Тина, булку хлеба с собой утащила, ей теперь самое время погулять! Ну, в интернате-то строгая дисциплина, их там жизни учат! Хоть как-то людей из них делают!
     — Поди, в колодец провалилась? — прослушав Нинкину мать, думая о чем-то о своем, предположила мать.  — Ну придет она у меня!
     — Нет ее там, я уже смотрел, — ответил Сережа. 
     — Ты наоборот кричи, — посоветовала тетя Рая, засмеявшись.  — Я бы тоже не вышла, если бы мне обещались шкуру спустить!
     — Любка, выходи, не трону! — тут же пообещала мать.  — Я ведь знаю, ты где-то тут, не доводи до греха!
     Любка испугалась, обгрызая уже до мяса обгрызенные ногти.  Ей и в голову не могло прийти, что мать будет искать ее не одна.  Наверное, и бить теперь будут все и сразу. 
     — Люба выходи, мы не дадим маме тебя обидеть! — пообещал дядя Егор. 
     Сережик рассмеялся.  За ним засмеялись остальные.  Незлые. 
     Любка немного осмелела, вышла из-под черемухи на тропинку, на всякий случай, приготовившись бежать. 
     — Ну вот, я же говорил, тут она! — махнул рукой дядя Егор. 
     — А это че у нее? — приблизилась мать, с удивлением рассматривая корзинку.  — За грибами ходила?! Одна?!
     — Ну, ни фига себе! — присвистнул Сережа.  — Любка, ты где столько грибов надыбала?!
     Изумление было написано на всех лицах.  Наверное, не будут бить, успокоилась Любка, на всякий случай, не доходя до взрослых. 
     — Там, в лесу, — кивнула она, попятившись, не давая окружить себя. 
     По опыту Любка знала, от взрослых не пойми, что ждать.  Мать вроде добрая, а потом хрясь, и подзатыльников надавала, или отстегала вицей, а то и того хуже, приложилась поленом, припомнив то, о чем она и думать забыла.  За грибы она испытала гордость.  Наверное, не стоило говорить, что собирала их не она, но Любка была честная, этим она тоже гордилась. 
     — Мне их тетенька с дяденькой дали… — она задумалась, наморщив лоб.  Не давали, просто лежали в ее корзинке.  — Наверное… — добавила она на всякий случай. 
     — Что значит, «наверное»?! — дядя Андрей заглянул за спину.  — Ты где это взяла?!
     — Там! — Любка махнула в сторону леса рукой, сообразив, что ей никто не поверит.  Портфеля в лесу быть не могло. 
     — Ну не ври! — рассердилась Нинкина мать, зачем-то потянувшись к портфелю.  — Украла?!
     Любка отскочила, как ужаленная, не давая ей дотронуться до того, что уже считала своим. 
     — Мне дяденька с тетенькой дали! — упрямо и твердо повторила она. 
     — Кто тебе дал?! Кто мог дать?! Че ты врешь?! — не поверила мать, рассердившись.  — Я тебе сейчас башку сломаю, если не скажешь, где ты это взяла! Че это… надо вернуть! — оправдываясь, произнесла она, расстроившись. 
     Любка пожалела, что не спрятала портфель.  Теперь у нее его заберут. 
     — Да подожди ты на девку-то орать! Здесь записка… в открытке.  Любви Ветровой… Фамилия твоя!
     — Че, может правда дали?! А как?! — растерялась мать, с вытянувшимся лицом. 
     — Ну… ей до школы еще год… Может это Нинке моей? — предположила Нинкина мать.  — Или Леночке? Она тоже в первый класс идет… Перепутали?!
     Такой откровенной наглости и жадности Любка стерпеть не смогла.  И мать запросто отдаст!
     — Нет, это мое! — чуть не заплакала Любка от обиды.  — У Нинки и у Ленки уже есть! И папы у них есть, а у меня нет родителей, меня подменили!
     Мать не нашлась что сказать, открыла рот и промолчала.  Остальные удивлено посмотрели на Любку и закачали осуждающе головами. 
     — Люба, ты зачем такие некрасивые слова говоришь?! — воскликнула тетя Рая.  — Маму пожалей!
     — Она знает! — упрямо ответила Любка, вцепившись в лямку портфеля, чтобы ни за что его не отдать. 
     — Ну, совсем, Тина, она у тебя дура! — покрутила пальцем у виска Нинкина мать. 
     — А че дура то, чего услышала, то и сказала! — внезапно произнесла мать, с удивлением взглянув на Любку. 
     — Видишь, тут адрес стоит… — дядя Егор ткнул открытку под нос Нинкиной матери.  — От дома инвалидов!
     — Ну-ка! Ну-ка! — бросилась мать к открытке.  — А чего они не зашли-то?! Это они вспомнили про девку-то мою! — обрадовалась она.  — Она с ними лежала… Или врачиха!
     — Или вместе скинулись! — предположил дядя Егор. 
     — А можно посмотреть?! — с уважением попросил Сережик. 
     Любка обрадовалась.  А может, и правда от дома инвалидов передали.  Она сразу же сняла портфель и по-хозяйски раскрыла его, вытаскивая содержимое, раскладывая на несколько кучек.  Теперь это все было ее, на законном основании.  Над кучками склонились, перебирая их. 
     — Ой, какие карандаши! — приторно-елейным голосочком проворковала Нинкина мать.  — А я такие выписывала, ответили, что нет пока.  Может, продашь мне, я заплачу, а ты попросишь, пусть тебе еще купят! Ей до школы целый год! Они там по блату достают, че им в городе-то еще не купить…
     — Это мое, и не год… Я нынче пойду! — уверенно заявила Любка.  — Они проверят! — пригрозила она. 
     — Маленькая еще! — засмеялась Нинкина мать.  — Ты в другую школу пойдешь! Там учатся такие дети, которые наравне с нормальными детьми программу усвоить не могут.