Духи вина выпили чуть ли не бочку, наливая из графинов в бокалы до краев, а вина не убывало, а прибывало.  И поросенок все еще был целый… Духи ломали и отрывали от него целые куски, а он вдруг снова становился целым, стоило отвести взгляд — и гусь, и кипяток в ведре… И вроде как пьянели, но пьяные сильно умнели, начиная рассуждать по-человечески, заговаривая о непонятном — «парламент», «дума», «перестройка», «президент»… А Украина… и другие республики вдруг как будто стали государствами, нападая на Россию, словно она была им врагом. 
     Разве такое могло быть?!
     Любка сидела с опущенными плечами, она вдруг почувствовала себя чужой и ненужной, словно пришла в гости на праздник, на который ее не приглашали, и даже наоборот, скрыли, чтобы не приходила.  Кусок в горло не лез.  Она не отзывалась даже на околесицу, которую духи несли.  Понятно, что хотели ее развеселить, возможно, проверяя, как она учится…
     — Ну, Люба, это уже не Новый год, а похороны… — покачала головой волшебница, рассмеявшись.  — Мы рассчитывали, что ты обрадуешься, узнав о себе правду.  Где бы еще столько узнала за один вечер о себе самой?! Мы сильно огорчили тебя? И разве ж ты не переступила через все проклятия магов, которые сильно расстроились бы, узнай, что девочка, всего лишь навсего девочка, переступила через их колдовство, оставив далеко позади себя! Поверь, ни один из них не пожелал бы такой беды себе, и ни один из них не встал бы после этого на ноги!
      — Я ничего не помню о себе! Ничего! — Любка сжала кулаки.  — Почему меня не любят?
     — Вот те раз! — развел руками волшебник.  — А мы? Разве мы так мало для тебя значим? И Таня, которая сегодня помогла тебе! А Инга, которая выделила тебя из всех? И мама… Она послушалась твоего совета и купила дом, в котором столько помощников! Посмотри-ка сюда!
     Любка вскрикнула от радости и изумления, вскочив со стула и бросившись к Шарику.  Бок у него еще был ободран, но уже заживал.  Он тоже узнал ее и облизал лицо, яростно махая хвостом. 
     — Но ведь он умер! — всхлипнула Любка.  — Его убили!
     Слезы полились из ее глаз, которые не смогла выдавить, как потеряла из виду машину.  Она безутешно зарыдала в голос, задыхаясь от горя, что больше никогда не увидит его, как Шарика, и радовалась, что стал, как дух.  Шарик словно бы не понимал, или не видел, как она плачет — он продолжал весело махать хвостом и крутился вокруг нее, успокаивая.  Потом отбежал к духам, которые позвали его и теперь кормили со стола.  Наверное, теперь у него было много друзей, он вернулся лишь на секунду другую, когда его поманили.  Лизнул ее еще раз и убежал за шумной толпой, провалившись сквозь стену. 
     — Теперь он самый настоящий дух.  Он спокоен, сыт, в теплой конуре, которой у него никогда не было, а если убегает в лес, то с ним многие его друзья… И многие пожалеют о том, что У него крепкие зубы, он не уйдет с земли, пока не достанет своих мучителей… А мы ему поможем! Он тоже боялся, что больше не увидит тебя — и так рад, а ты плачешь!
     Любка села за стол, всхлипывая. 
     — Я их ненавижу, ненавижу! — выкрикнула она.  Боль, которую нельзя вынуть, наконец, вырвалась наружу.  — Пусть бы им было так же плохо, как мне! Я их ненавижу!
     — Ненависть не лучшая ноша в дорогу, — посетовал мужчина, осуждающе покачав головой.  — Они не могли не знать, что если ты выживешь, ты будешь жить в ненависти и ненавидеть.  Пока ты ненавидишь, проходит жизнь.  Стоит ли идти у них на поводу? Ненависть не должна идти от сердца, а от разума, — он поучительно поднял палец, ехидно усмехнувшись.  — И быть холодной, как сталь, которая не ищет человека, если нет ни единого шанса поквитаться с мучителем.  Она, Люба, должна быть как острый нож, который берут в руку, когда враг перед лицом.  И не более.  Я согласен, их есть за что ненавидеть, но ты была лишь спасением, которого теперь у них нет.  Они уже наказаны. 
     Волшебник был мудрым.  Глупо каждый день думать о тех, кто никогда не вспомнит о тебе.  Любка положила руку на столешницу, пытаясь успокоиться и перебороть в себе зверя, не позволив ему ни искать крови, ни выть на врага, ни даже думать о нем. 
     Она здорово научилась управлять собой…
     — Ну вот! — одобрительно произнесла волшебница, внезапно просияв.  — Я снова горжусь тобой, моя девочка! Сегодня ты проявила свою волю, с которой начинается магия… Разве ж они поверили бы в это?!
     — Я так рада, что вы меня навестили… — скрывая горечь и обиду, Любка перевела тему.  Говорить о тех, кого она не знала, ей больше не хотелось.  Наверное, они бы пожелали, чтобы она помнила о них… Каждый день думала, скольких возможностей они ее лишили.  — Мне всегда казалось, что больше не смогу вас повидать, что я вас придумала. 
     — Какая глупость! — всплеснула руками женщина, подовая ей носовой платок.  Она кивнула на сидевших за столом пьяных духов.  — Столько придумать не может человек, если он не имеет нашей помощи.  А если имеет, то верит и ждет. 
     — А где живут духи? — поинтересовалась Любка, заметив, что часть их уже уходит.  Стол сразу становился короче, а места как будто меньше. 
     — В лесу, в реках, под землей и в болотах.  И немногие в домах, чтобы присматривать за людьми.  Белый свет огромный, они присматривают за ним.  Скоро петух пропоет — им в это время лучше уснуть и продрыхнуть весь день. 
     — А почему? Я видела, петух кукарекнет, а потом дальше спит, — вспомнила Любка, нахмурив лоб.  — Летом рано, а зимой поздно… И обязательно вечером.  А как он определяет время, что ему пришла пора кукарекать? — поинтересовалась она.  Кивнула на духов, которые встали из-за стола и, прежде чем уйти, кривляясь, пукнули без запаха.  — Они петухов боятся?
     Оба волшебника весело рассмеялись, внезапно оживившись и накладывая себе и Любке еще еды и наливая чая. 
     — Страх тут не при чем, — волшебница проводила взглядом еще парочку крутых парней, которые махали кулаками, удивляясь, что на теле их не остается синяков.  — Петух чувствует, когда меняется полярность положения Солнца. 
     — Солнце как большой магнит, — мужчина положил рядом две тарелки, а потом передвинул одну по кругу, пока тарелка не оказалась с другой стороны.  — Сначала магнит был здесь, а потом здесь. 
     — Только крутится земля, подставляя то один бок, то другой! — поправила Любка. 
     Мужчина кивнул. 
     — Верно, но суть та же.  А внутри земли прокаленная окись железа, которая суть еще один магнит.  Представь, Люба, вот два магнита, которые протянули друг другу руки, и крепко держатся — и крутятся в танце, крутятся.  Вокруг огромной звезды, которая как миллионы Солнц. 
     — А я знаю! Это Черная Дыра! Алла Игнатьевна про них рассказывала, — она покачала ногой, и тут же себя одернула.  За раскачивание ногой почему-то ее всегда ругали, хотя сам по себе процесс был безобидный.  — Она поглощает свет.  Спичечный коробок вещества Черных дыр весит столько же, как четверть планеты, на которой мы живем.  Они бывают огромными, в центре галактики, а бывают блуждающие Черные дыры — небольшие по размеру, но если им встречается звезда, они ее могут выпить.