У меня есть книжка «Вселенная», ее написал Шкловский, только там такие формулы, которые я не могу пока понять. 
     — Молодец! — похвалили оба волшебника.  — И вот каждый день ты проходишь по тому месту, где Земля и Солнце крепко привязаны друг к другу.  А петух чувствует.  И когда Солнце встает, и когда садиться, и когда пересекает середину.  У куриц глаза так устроены — от резкой смены одного поля другим, у них наступает слепота. 
     — Куринная, мама тоже болеет этой болезнью, — пожаловалась Любка.  — В сумерки перед закатом она плохо видит.  Все начинает сливаться, сознание перестает воспринимать, что видит, иногда бывает больно глазам. 
     — Правильно, у человека тоже есть железо, которое помогает ему не болеть.  А если его мало или не такое, какое нужно, то и люди чувствуют перемену.  Многие по утрам просыпаются легко, а многие тяжело, одни вечером чувствуют, что им становится лучше, а другие сразу же валятся от усталости и засыпают на ходу.  Это зависит не только от того, кто как привык, но и у кого какое железо и сколько. 
     — А что лучше?
     — Конечно, вставать с первыми петухами.  Кроме поля, которое образуется между Солнцем и Землей, есть такие частицы, которые днем падают на землю и уходят в нее, а там, где ночь, выходят и уносятся в космос.  Они не задерживаются нигде, но там, где Солнечная сторона, их все же больше.  Они очень полезные.  Днем рассказывают в землю о человеке, а ночью человеку о земле, о чем думает, мечтает, с какой живностью дружит.  Ночью подпространство земли к человеку ближе, а днем солнышко.  Фотоны, это световые частицы, делают бытие плотнее. 
     — Я знаю про фотоны, — кивнула Любка, похваставшись.  — Я читала занимательную физику, и на уроке нам рассказывали, хотя мы это будем проходить только в девятом или в десятом классе. 
     — Замечательно, значит, сможешь легко понять.  Тот мир, в котором живут духи, как бы сдвигается ими.  Днем человек живет в ритме солнца, а ночью в ритме планеты.  Поэтому, все, что видится и о чем думается человеку ночью, днем кажется сказками. 
     — Получается, что духи боятся Солнца?
     — Нет, конечно.  Но они из бытия Земли, черпают в ней силу, им нет необходимости пристраиваться к Солнцу.  Солнца духи не боятся, но их сложнее увидеть, в лучах рассвета они словно бы тают.  Но радость человека преждевременна.  То, что ночью они показывают и о чем нашептывают, днем становится бытием, которое приходит к человеку отовсюду, а он потом, вместо того, чтобы сказать им спасибо, винит, будто превратили его жизнь в кошмар.  Духи умеют читать мысли и примерно представляют, кто и с чем приходит. 
     — Я знаю, я догадалась, — обрадовалась Любка, обнаружив, что теперь за столом они сидят втроем.  Но последние духи не торопились уходить.  — Я наблюдала за ними. 
     — Чтобы стать волшебницей, надо очень-очень много знать, — женщина прикрыла глаза, откинувшись на спинку пока еще скамейки, но которая совсем скоро снова должна была стать стулом. 
     Вернулись два духа, залепили Любке в глаз, а пока она протирала его, возмущаясь, стащили гирлянду из светящихся шариков.  Последние духи нагло собрали остатки еды со стола и даже взяли с собой скатерть-самобранку, выдернув из-под чайника с заваркой, который один и остался, если не считать вазу со свечкой и хвойными ветками.  Любка едва успела приподнять тарелку с кусочком торта, чтобы и это не унесли.  А волшебники, вместо того, чтобы пристыдить, помогли ей протереть глаз, а потом помогли духам сложить скатерть. 
     В доме сразу стало тихо-тихо.  Огонь свечи дрожал, как только что духи, на стене плясали тени.  Было жарко, но тянуло свежим воздухом от приоткрытой двери.  Остались волшебник и волшебница.  С ними Любке было легко, они ничего не боялись и ни о чем не жалели.  И видели ее настоящую, ту, которая была именно она. 
     — Ну, нам пора, — развела руками волшебница. 
     Прощаться Любка не любила.  Она взяла руку волшебницы и прижала к щеке.  Рука была теплая, с мягкой гладкой кожей, а когда она поднесла ее к себе, она вдруг увидела такое, чего не смогла объяснить.  Как будто порвалась какая-то завеса и где-то там, далеко, вдруг вспыхнул огонь. 
     — Пожалуйста, приходите еще! — попросила она, расстроившись. 
     — Ну, Люб, тебе будет не до нас! — рассмеялась женщина, погладив по голове.  — Утром можно в школу не ходить, занятия все равно отменятся.  Выспись, как следует.  Учителей перед праздниками вызывают в РОНО, в райцентр, им будут вручать премии и подарки. 
     — А это тебе! — мужчина протянул Любке мешочек, в котором, несомненно, были конфеты и всякая всячина. 
     — Я уже не маленькая, я их Николке отдам, — Любка с благодарностью приняла мешочек, помогая женщине накинуть на плечи и расправить плащ.  — Я вас провожу!
     — Немного, до дороги, — разрешила женщина. 
     Вышли на улицу.  В одной стороне небо стало чуть светлее.  В селе кое-где уже загорелся свет, из труб поднимался дым.  Столбом и высоко — к морозу.  Купленный дом стоял на угоре, следующие три улицы были, как на ладони.  Теперь она точно знала, что лучшего дома у них никогда не было.  Плохо, что нет бани и колодца, но в казенной не хуже.  Там зато можно не жалеть воду и мыться хоть целый день.  До колонки дальше, но не надо переходить через дорогу, особенно весной и осенью, когда даже взрослые тонули и оставляли сапоги в глине, ругаясь вслух. 
     Мужчина положил руку на ее плечо, подбадривающе похлопал.  Женщина смотрела вдаль, а потом тоже улыбнулась ей.