Ты бы еще резиновые привезла. 
     — Сама-то не болтай… вышивка дорогая, но уж ладно, сама вышивала… Это Римма Давлатовна заказала для дочери.  Мы уже почти сшили, а взяла и передумала, свой материал притащила.  Совсем зажралась, будто у нас тут швейная фабрика.  Я с нее неустойку удержала. 
     — Она вас не засудила? Она жаловаться побежит, я ее знаю! Она в магазине работает, всегда может людей обмануть, — согласилась мать. 
     — А пусть жалуется! — усмехнулась Ольга Ивановна. 
     Любка навострила уши — опять Нинка со своей матерью! Наказание какое-то… Радость омрачилась, Нинка сразу всем начнет рассказывать, что платье заказывали для нее… Ну, нисколько черное платье с тюльпанами и языками пламени не лучше, чем это.  Любка пощупала материал.  Правильно, тот же самый, не марковитый и не мнущийся, из которого Ольга Ивановна предложила ей заказать брюки и юбку.  Только тот темно-коричневый, а этот был синий, как глубокое летнее небо.  Если мать согласиться купить платье, да еще заказать юбку и брюки, разоденется она не хуже той же Нинки. 
     Она сняла школьную форму, примеривая обновку.  Смотрелось платье обалдеть как красиво.  Едва узнала себя в зеркале, переживая, что Мишка ее не видит.  Такую красавицу еще поискать!
     А глаза у нее и, правда, под цвет… Синие-синие…
     — Ну вот, совсем другое дело! — всплеснула руками Ольга Ивановна.  — И не снимай, так иди…
     — Ладно, берем, — согласилась мать.  — Мы тебя, наверное, сильно задержали. 
     — Мерки только с нее сейчас сниму… — Ольга Ивановна открыла блокнот, достала сантиметровую ленту, быстро измерила Любку вдоль и поперек.  — Какую будем заказывать. 
     Любка закрыла глаза и представила.  Такую юбку она уже видела, в том же журнале — с карманами, прямую, зауженную к низу, с молнией на боку и средней ширины поясом.  И брюки, не совсем чтобы клеш, подметать брюками тротуар, как делала вся школа, она не собиралась.  И тоже с карманами.  На блузку материал у них дома был, мать купила метров восемь дешевого уцененного шелка с вискозой, который долго лежал в магазине.  Сам он был бледновато зеленый с серым узором, но теперь Любка думала о материале иначе.  На стенде материал платья смотрелся обычно, а пошитое платье внезапно изменило ее до неузнаваемости…
     — Месяца через два, не раньше, — предупредила Ольга Ивановна.  — Люди уже на восьмое марта делают заказы. 
     — Мне раньше почему-то казалось дорого.  В голову не приходило, что можно заказать… — призналась мать. 
     — Раньше в магазине можно было купить, а сейчас ничего нет, — с недовольством бросила Ольга Ивановна.  — Или за людей нас не считают, или люди стали жить хорошо — сметают все и сразу. 
     — Ты ведь коммунист! — ехидно заметила мать.  — Разобралась бы!
     — А от меня что-то зависит? — рассмеялась Ольга Ивановна.  — Нас, коммунистов не спрашивают, деньги платим и ладно. 
     
     На первом этаже веселье было в самом разгаре.  Начальница почты, Алина Федоровна, раздавала подарочные наборы.  Почтальоны выбирали себе синие пальто с металлическими пуговицами и белые валенки.  Домбытовские плясали под гармонь возле елки и пели похабные частушки. 
     Когда Любка вошла в новом платье, все ахнули, рассматривая и щупая его.  Особенно заинтересовала вышивка, которая смотрелась как ручная. 
     — Это я еще в училище баловалась… Машинка стоит, никто не заказывает, — как бы между делом похвасталась Ольга Ивановна. 
     — Вы у нас мастерица, — согласились домбытовские. 
     Все обновы уложили в почтовскую сумку.  Мать еще ненадолго осталась, а нагруженная Любка, после того как поела и выпила газировки, отправилась домой.  На этот раз мать сама наложила ей всего понемногу, помогла собраться, попросив взять в баню вещи и ее, и Николки.  Николка пока ходил в баню в женское отделение, но на будущий год должен был мыться самостоятельно.  Мать его приучала париться и обязательно намыливаться два-три раза, чтобы потом он не забыл, как это делать. 
     Мороз на улице крепчал, начиналась небольшая метель.  Сок, маринованные яблоки и сумку матери Любка до дому дотащила кое-как, отдыхая через каждые двадцать метров.  Но до дому было недалеко.  Времени до вечера в клубе оставалось не так уж много.  Сначала концерт, потом праздничная лотерея, потом хороводы и розыгрыши, а в одиннадцатом часу клуб закрывался, чтобы люди шли встречать Новый год или у себя дома или в столовую.  На ночную дискотеку клуб должен был открыться в час ночи, не раньше.  В запасе было еще часа четыре. 
     Любка быстро собрала полотенце, мыло, шампунь и сменное белье, не задерживаясь, понимая, что народу в бане будет много, вернулась, предупредив мать, что займет очередь.  Народ с почты расходился, она уже тоже собирала Николку, помогая почтальонам прибрать за собой, собирая посуду, которую домбытовские принесли из дома. 
     Но на удивление очереди в баню почти не было.  Основная часть успела помыться с самого утра — случай небывалый.  Любка купила три билета, предупредив, чтобы пропустили мать с Николкой, заняла для них шкафчик и два тазика.  Один спрятала в шкафчик, а два взяла с собой. 
     Мать пришла даже быстрее, чем она ее ждала.  В отличие от Любки, Николка париться не любил, вырываясь их рук матери, когда она начала его хлестать веником.  И как только она его отпустила, позорно сбежал. 
     — Как ты один будешь мыться, грязнуля! — бросила ему Любка вслед, поднимаясь и укладываясь на скамейку. 
     Баню Любка любила.  «Любила» — не то слово, отдавала ей всю себя, иногда засыпая в парилке глубоким сном, очнувшись, когда ей совали под нос нашатырь.  Тело становилось слабым и безвольным, тянуло каждую мышцу, наваливался сон.  Вот и сейчас она блаженствовала, вытянувшись в полный рост, пока никто не просил уступить место. 
     — А-а, ой…
     — Хи-хи, Любка… ты чего…
     — Девчонки, отстаньте… — разморено произнесла Любка, узнав оба голоса.