Часы показывали семь утра, в окно робко стучалось слабое солнце, и утро казалось ласковым, как никогда ранее.  Нужно вставать, но Марго физически не могла подняться.  Ослабевшее тело не повиновалось, голова наполнилась туманом, а холодный из-за открытой форточки воздух вызывал ужас при мысли сбросить одеяло.  Но она не могла сопротивляться острому желанию выразить ночные фантазии в цвете, будто они, навязчивые и очень важные, могли исчезнуть, оставив лишь пустоту неудовлетворенности. 
      -- Это конец, -- прошептала она. 
     
      КРИСТИНА. 
     
      "Так больше продолжаться не может", -- Кристина сидела в кресле, поджав под себя ноги и без всякого интереса листала журнал, изредка бросая недовольные взгляды на Константина.  Он лежал на полу и с удовольствием попивал пиво, смеясь над дурацкими шутками сериала "Друзья"
      -- Костя, можно тебя попросить?
      Светлая макушка вздрогнула, тряханув жесткими, как леска, волосами.  Костя обернулся, улыбаясь, и кивнул с готовностью исполнить любую прихоть своей "куклы", как он любя называл писательницу. 
      -- Да, конечно. 
      -- Уйди пожалуйста. 
      Он долго смотрел на Кристину, пытаясь уловить в ее голосе, взгляде или позе хоть малейший намек на шутливость, но ему казалось, что она говорит серьезно.  Оказалось -- не казалось.  Кристина отложила журнал и настойчиво повторила:
      -- Костя, уйди, пожалуйста, домой. 
      Слова подействовали на его радость, как нажатие "Backspace" на строку в текстовом редакторе. 
      -- Но. . .  но почему?
      -- Потому что я хочу остаться одна. 
      Костя молча поднялся и прошел к двери.  Она вышла его проводить и, глядя, как он обувается, сказала:
      -- Я тебя люблю, но мне нужно побыть одной. 
      -- Конечно, без проблем, -- он накинул куртку и осуждающе посмотрел на Кристину.  -- Только знаешь, Крис, мне надоело жить, как на пороховой бочке.  Я простой парень, и для меня не важно, писатель ты или обычная девчонка.  Но бесконечные капризы и выдумки мне надоели.  И. . .  и больше не говори мне, что любишь.  Я этому не верю. 
      Он вышел из квартиры, оставив ее, опустошенную, с невыразимой легкостью в мыслях и тяжестью на душе.  Кристина знала, что эта ниточка вряд ли порвется, но петля на ее конце затягивалась вокруг шеи все туже.  И это Крис не нравилось.  Не нравилось, потому что она привыкла к одиночеству, прерываемому случайными связями, привыкла к свободе действий и независимости.  Именно потому ее иногда так раздражало присутствие мужчины в доме.  Сейчас по законам жанра ей стоило бы выбежать из квартиры, догнать его, схватить за рукав и повиснуть на шее, умоляя вернуться.  Но в жизни редко бывает так, как в книгах.  Кристине не хотелось выходить из крепости и привязываться еще сильнее к другому человеку.  Ей достаточно собственного раздвоения личности.  Нет, она не была сумасшедшей, но ощущала сожительство двух начал.  Одно было спокойным и уравновешенным, рассудительным и практичным.  Именно оно помогало в борьбе с журналистами, общении с издателями и житейских проблемах, где требовались стальные нервы и выдержка.  А второе скакало и прыгало внутри, с нечеловеческой жестокостью раздирая сердце на желания, которые могли воплотиться и высказаться лишь в книгах.  Этот демон душил ее, иногда до потери ощущения реальности, но все еще оставался жить.  Он может умереть только вместе с ней. 
      Кристина выключила телевизор.  Сейчас ей хотелось не пустой болтовни, а музыки.  Покопавшись в стопке дисков, она выудила "Depeche Mode" 1990-го года и, завалившись на кровать с ноутбуком, принялась за работу.  Но, несмотря на долгожданную изоляцию и любимые звуки из колонок, строки выходили сухими, ничего не значащими.  Ей хватило тридцати минут насилия над собой, чтобы захлопнуть ноутбук и закрыть глаза. 
     
      Редкий, но темный лес замолчал в любопытном ожидании.  Ни одна птица не рассекла крылом мелкую кольчугу листьев, ни один жук не шелохнул колкие иглы травы.  Даже луне вход на территорию закрыли верхушками древние широкоствольные деревья, которые немигающими глазами дупел злобно взирали на нерешительную возмутительницу спокойствия.  Лес затаился в ожидании Ее действий.  Она не помнила, как оказалась в плену без малейшего ориентира.  Только нетерпеливый ветер подталкивал Ее в спину.  И Она шла, осторожно нащупывая тропинку босыми ступнями, то и дело наступая на колючие сухие ветки, которые с громким хрустом ломались.  Наконец, впереди показалось голое пространство.  Она раздвинула ветви и обомлела.  Заросли обрывались, и прямо перед Ней, соединяясь с лесом узкой тропинкой как мостом, высился огромный замок.  Массивное строение упиралось тремя остроконечными башнями в тучи.  Его длинное тело из крупного кирпича растянулось на многие километры.  По крайней мере, Ей так показалось.  Высокие крепкие двери с медными кольцами, позеленевшими от старости, выглядели зубастой пастью слепого чудовища.  Она долго не могла понять, почему про себя назвала замок "слепым".  Что-то в этом строении было чересчур неправильным.  И этим "чем-то" оказалось отсутствие окон.  У замка вообще не было окон. . .