Череда последних событий стерла с лица земли веселую, любвеобильную художницу, заменив затравленной девчонкой, одинаково боявшейся сна и бодрствования.  Впервые за последние три года Марго сама позвонила родителям.  Яркий чистый голос матери всколыхнул уже забытое чувство ностальгии.  Марго представила себе, как невысокая, никогда не выглядевшая на свои года, женщина прижимает к уху бордовую трубку старенького АОНа, и с трудом подавила слезы. 
      -- Мам, привет, это я. 
      -- Доча, здравствуй, милая.  Как ты?
      -- Я -- нормально, -- говорить спокойно становилось все труднее.  -- Только соскучилась очень. 
      -- Так приезжай.  Мы давно тебя не видели, скоро забудем как ты выглядишь.  Папка грибов насобирал, ты же любишь. . . . 
      -- Мама, я не могу, -- оборвала ее на полуслове Марго.  -- Мне работать надо. 
      -- Ты же не в офисе работаешь! -- обиженный голос едва не перешел на плач. 
      -- Я-не-мо-гу!
      На обоих концах провода установилось тревожное молчание, прерываемое дыханием. 
      -- Ритунь, а можно мы к тебе приедем погостить? -- голос матери был напряжен -- ей не удалось заставить его звучать спокойно. 
      Маргарита едва не разрыдалась, услышав "Ритунь" -- так ее называла только мать, для которой она навсегда останется маленькой девочкой, беззащитным ребенком. 
      -- Нет, мам.  Не нужно.  Все в порядке, правда. 
      Маргарите хотелось сказать трубке: "Да, мама, приезжай, мне так плохо!", но она сдержалась.  Сейчас не то время, чтобы окружать себя любящими людьми, потому что потерять их страшнее, чем собственную жизнь, а Марго чувствовала опасность, подбирающуюся все ближе с каждым вдохом.  Потому, поборов желание поговорить с родным человеком еще хотя бы минуту, она решилась:
      -- Ладно, мам, мне работать надо.  Я просто хотела твой голос услышать.  Передавай всем привет.  Пока. 
      Не дожидаясь ответа, Маргарита положила трубку.  На душе скребли кошки, а тревога и отчаяние расползались по сознанию, поглощая мысли.  Марго завалилась на диван, зарыв лицо в рыжих локонах, которые не впитывали стекающие сквозь тонкие волоски капли слез.  Раньше в периоды злости от безысходности она включала на всю громкость музыку и устраивала дикие пляски или бросала в стены предметы, подогревая ярость и обиду изрядной долей алкоголя.  Но сейчас не хотелось даже подниматься.  Ее палец, блуждая по спинке дивана, споткнулся о неровность кожзама.  Длинным острым ногтем она подцепила мизерный прорез в синей обшивке (видимо, мебель тоже старится) и принялась увеличивать его, пока кожица не лопнула, а нити основы не поддались под напором и не стали расползаться.  Наконец, истерика нашла силы выплеснуться и, шмыгнув носом, Марго рванула обшивку, из-под которой тут же показались мягкие поры поролона.  Она вскочила на колени и, уже не сдерживая всхлипов, кусок за куском разодрала спинку дивана в клочья.  Когда наконец из-под ошметков показался обглоданный каркас, Марго успокоилась.  Пнув напоследок металлические ребра диванного скелета, она поднялась и подошла к одному из шкафов.  Ей захотелось рисовать.  Схватив лист бумаги и авторучку, развалившись на полу, она чертила линии, не заботясь об их назначении.  Причудливое кружево перечеркивало белизну миллиметр за миллиметром, даже не пытаясь объяснить Марго свой смысл. 
     
      ***
     
      Это было так приятно -- прижиматься всей грудью к спине мужчины.  Костя сопел и, причмокивая, шевелил во сне губами.  Кристина гладила его волосы, жесткие и непослушные пряди пшеничного цвета скользили между пальцев, приятно щекоча перепонки.  Она не понимала, почему несмотря на все ее вспышки раздражения, сменявшиеся приступами нежности, он -- прагматик и атеист, живущий одним днем, не принимающий ее творчество, считающий бреднями все, во что она верит и чего боится -- постоянно возвращается в ее дом.  Но она радовалась этому, как радуется человек, отчаявшийся найти счастье из-за неспособности любить, ощущая любовь к себе.  Ведомая этими мыслями, Кристина обхватила его торс и зарылась носом во влажную от сна спину.  Стало так тепло и невероятно уютно, что Крис полностью растворилась в этой теплоте. 
      От сладостных мыслей о мужском запахе и горячей коже Кристину отвлек телефонный звонок.  Она, не открывая глаз, нашарила рукой мобильник на тумбочке и прижала холодный пластик к уху.  Разговор был недолгим.  Нужно вставать, одеваться и ехать в центр города к высокому зданию, отделанному синими зеркальными стеклами, чтобы снова думать о работе, а не о влажной теплой спине, которая вздымается вместе с грудью в такт размеренному умиротворенному дыханию. 
     
      Втиснуть джип в вереницу разномастных иномарок оказалось непростой задачей.  Железные коробки заняли всю размеченную белыми полосками парковку.  Кристине не хотелось издеваться над своим женским мозгом подобными задачами, она припарковала машину с другой стороны здания и, пешком по узкой пешеходной дорожке (зачем офисному зданию, забитому комнатками элитных организаций, широкие пешеходные тротуары?) обогнув зеркальную громаду многоэтажного монстра, вошла в вестибюль.  Огрев холодным цепким взглядом плечистых охранников, Крис поднялась в бесшумном лифте на десятый этаж, и вошла в офис литературного агента. 
      -- Наш Мистер Смит на месте? -- спросила она у секретаря -- темноволосой девушки с красивым именем "Мила", которая плевала на деловой этикет и ходила на работу в джинсах и черных обтягивающих водолазках, поверх которых между двумя красивыми округлостями неизменно болтался серебряный анкх огромных размеров. 
      -- Ага, орет по телефону на кого-то. 
      -- Ясно, -- Крис обменялась с Милой понимающей ухмылкой.  -- Кому-то очень не повезло, -- она села на стул у секретарского стола, обхватив руками колени. 
      Из-за двери действительно доносились вопли Глеба Устинова, прозванного за неизменный черный костюм поверх белоснежной рубашки и очки от близорукости с тонированными линзами Мистером Смитом.  Устинову льстило прозвище, и на шутливое обращение он всегда отвечал в манере Джеймса Бонда: "Да, Смит.  Агент Смит!"
      Крис недолго пришлось ждать, потому что вскоре дверь кабинета распахнулась, являя миру спортивную разъяренную фигуру Глеба.  Он повернул голову в сторону девушек. 
      -- Привет, -- рыкнул густым басом Глеб Кристине.  -- Пошли. 
      -- Ну здравствуй, коль не шутишь, -- ответила Крис, просачиваясь в узкое пространство между косяком и телом агента. 
     
      Кабинет Мистера Смита представлял собой уникальное зрелище.