Расскажи, что у тебя нового. 
     
      -- Ну и козел же он! -- мнение насчет Андрея подтвердилось.  Я никогда не считала его человеком, способным на высокие чувства.  Карьера, машина и клубы волновали Андрея гораздо больше одухотворенных бесед о вечном.  В отличие от Яны, которую хлебом не корми, дай порассуждать о вопросах мироздания.  Да и спортивные смазливые мальчики не в ее вкусе.  Но я очень надеялась, что ошибаюсь.  Их роман порядком затянулся, значит что-то заставляло его возвращаться.  -- И что ты ему ответила?
      -- Да ничего, -- отмахнулась Яна.  -- Сразу завалилась спать, а потом песню написала. 
      Ура! Вот она, настоящая, единственно важная плата за мои старания!
      -- Сыграешь?
      -- Угу, -- жуя, ответила она. 
      Мы поели, выкурили по сигарете и переместились в гостиную.  Устроившись на полу поудобнее, я заворожено смотрела, как Яна настраивает гитару, чтобы позволить мне первой услышать новое творение.  Спустя несколько месяцев оно, обработанное и помещенное на диск с красивой обложкой, будет волновать сердца и умы критиков, поклонников и просто меломанов.  Это потом начнутся дебаты по поводу музыкального стиля, разбор текста, восхищение мелодикой и обвинения в неискренности или наоборот, а сейчас я просто увижу маленькую частичку внутреннего мира той, которую периодически то возносят до небес, то сбрасывают со счетов, той, которая четыре года назад назвала меня подругой.  Яна еще раз быстро пробежалась по гамме, взяла несколько аккордов и, выдохнув "готово", заиграла. 
      Ее музыка всегда имела сильное действие -- мне хотелось жить.  Жить, жадно ловя воздух ртом, улыбаясь каждому моменту, радуясь тому, что не все так плохо, как могло бы быть.  В этом была сила Яны -- она умела показать такую боль, что все мирские проблемы казались ерундой.  Строки, завернутые для проформы в танцевальные ритмы, выворачивали наизнанку душу, вытаскивая на свет самые потаенные страхи.  Но то, что я услышала, было пропитано таким нечеловеческим ужасом, какой встречается лишь в старых японских сказках, да произведениях Лавкрафта.  Под аскетический аккомпанемент акустической гитары в мое сознание проник образ, настолько четкий, что в его реальности не оставалось сомнений, будто средневековое проклятие вернулось в наш мир, желая установить свои законы. 
      -- Как ты с этим живешь? -- только и сумела выдавить я, когда Яна закончила. 
      -- Что, страшно? -- она усмехнулась, глядя на мои руки, покрытые мурашками.  -- У тебя глаза и без того огромные, а сейчас как два стоп-сигнала, разве что зеленые. 
      -- Еще бы, -- я рефлекторно моргнула, будто от этого глаза могли стать меньше.  -- Ты еще спрашиваешь? Да по сравнению с этим "Звонок", "Проклятие" и прочий хоррор -- детские сказки на ночь!
      Она улыбнулась, но не весело, а обреченно.  Так улыбаются люди, шагающие с крыш, в последний раз убеждая себя, что за этой чертой ждет вторая жизнь, лучше прежней. 
      Мы проболтали еще несколько часов, они пролетели словно реактивные самолеты -- шумно, но настолько быстро, что разглядеть очертания невозможно. 
      -- Мне пора, труба зовет, -- сказала я, посмотрев на часы. 
      -- Большая труба?
      -- Да нет.  Так, трубочка. 
      -- Нда, не повезло.  И как зовут "трубочку"?
      Я не сразу поняла, что Яна имеет ввиду.  Но заметив еле сдерживаемый смех, швырнула в нее опустевшую сигаретную пачку. 
      -- Дура ты, Янка.  Пошлая дура.  Мне Принцу нужно витаминный укол поставить.  Не ты одна кошек держишь. 
     
      На улице совсем стемнело, и деревья в свете неоновых реклам отбрасывали громадные тени на тротуар.  Город жил своей шумной безбашенной жизнью.  А в моей голове все еще крутилась тихая мелодия, от которой становилось нестерпимо холодно.  Этот мотив не мог заглушить даже надрывающийся в наушниках Питер Стил.  Я шла по асфальтированной дорожке, глядя под ноги, пиная маленькие камушки, зачем-то принесенные ветром, и пыталась понять, откуда мне знакомо чувство, навеянное новой песней Яны.  Я боролась с устойчивым ощущением де жа вю, которое вцепилось в мозг когтистыми лапами, разрывая память на куски, только бы найти и достать первопричину.  Нет, Яна никогда не грешила плагиатом, она всегда писала "изнутри".  Конечно, как у любого творческого человека, у нее были источники вдохновения, такие как "Diary of Dreams", чью музыку она боготворила, мечтая когда-нибудь упасть на колени перед Адрианом и поцеловать его ладони.  Но никогда его песни не перекликались с ее творчеством.  Впереди показалось мрачное серое здание многоэтажного дома, состоящее из однотипных коробок с тонкими стенами и уже прогнившей системой отопления, внутри одной из которых я жила.  Скорее бы преодолеть эти несколько метров, скинуть высокие шпильки, стянуть наконец узкие джинсы, смыть лак для волос и косметику, да завалиться на кровать в обнимку с котом.  Я подняла голову вверх.  Черное небо лежало на крыше толстым беззвездным пластом, лишь луна, проложив дорогу через смог мегаполиса и тучи, тускло поблескивала неполным диском.  Жадно хватанув воздух ртом, я остановилась, радуясь воспоминаю, словно глотку воды в пустыне.  Как я могла не сообразить сразу? Практически влетев в квартиру, даже не разуваясь, я бросилась к телефону. 
      Да возьми же ты трубку!
      Наконец, длинная монотонность гудков сменилась недовольным голосом. 
      -- Яна, -- почти закричала я, задыхаясь от волнения.  -- Яна, ты помнишь песню о ледяном доме, которую играла мне месяц назад?
      -- Помню, -- тон был таким, словно я догадалась о том, о чем не следовало даже думать. 
      -- Янка, ты должна ее записать! Именно сейчас! Выброси из трек-листа все песни о вампирах, могилах и прочей ерунде! Сделай новый альбом по одной тематике, по одному сюжету, чтобы он слушался как опера.  Дарквейвовская опера! Такого еще не было!
      Ее молчание действовало нервы.  Сквозь размеренное дыхание я, казалось, слышала, как мысли мечутся в ее голове, сбивая друг друга.  Наконец, она ответила:
      -- Я уже думала об этом, Вик. 
      -- И?
      -- Не знаю.  Мне нужно выпустить альбом через два месяца, не уверена, что успею. 
      -- К черту сроки! У тебя материал почти готов.  Если не будешь успевать, отправишь то, что есть, хоть это и называется халтурой.  В любом случае, всегда можно поговорить с лейблом, объяснить им, что задумала.  Они же профи, они поймут, зацепятся за идею и подождут. 
      -- Все не так просто, Вика, и ты это знаешь.  У них план, а я -- не Тило Вульф. 
      -- Яночка, милая, хотя бы попробуй.