Его изящные, мраморно-белые руки потянулись ко мне ядовитыми щупальцами.  Если бы я могла отстраниться, убежать, потерять память, что настойчиво орала: "У тебя был шанс сделать это раньше! Почему упрямство и любовь оказались важнее самосохранения? Дура! Сентиментальная, любопытная идиотка! Теперь поздно.  Неизбежно.  Необратимо".  Беспокойные крики мыслей смолкли, когда Его ладони легли на мою голову.  Пламя уже охватило все колонны и танцевало вокруг оранжевым кружевом.  Сейчас Его обычно черные глаза излучали вязкий молочный свет, который был ярче захватившего зал огня.  Этот свет струился, проникая в мои мысли яркими картинами прошлого -- того, чего я не знала, того, что видели Кристина, Яна и Маргарита в агонизирующих снах и гнетущей реальности.  И теперь окружающее пространство больше не казалось ужасным, Его фигура -- зловещей, а происходящее -- кошмаром.  Прежний страх отступил.  Отступил под давлением столь немыслимого ужаса, что тело забилось словно в предсмертной агонии, не желая принимать дьявольский дар.  Он накачивал меня образами, и силы покинули меня.  Последнее, что я увидела, проваливаясь в темноту -- искривленную в улыбке тонкую линию Его губ. 
     
      ***
     
      Считается, что Вера, Надежда и Любовь дают невиданную силу, способную противостоять самым тяжелым испытаниям.  Это неправда.  Нет ничего сильнее Желания Власти, пожирающего Желания Подчинить.  Я поняла эту неоспоримую истину, очнувшись на осколках холодного пола разрушенного Дома Союзов.  Откуда-то издали доносился ликующий вой сирен.  Вокруг меня не было никого, кто мог бы помочь выбраться.  Но мне это удалось. 
      Приехав домой, согревая себя кофе и сигаретным дымом, я гадала, насколько сильным должно быть стремление овладеть властью основ Мира, чтобы, вернувшись через два века, использовать друзей, как сосуды для силы.  Вильгельм Грэйв отправил в небытие своих более слабых соратников, забрав выкачанную энергию.  Сейчас этот сумасшедший блуждает между слоями мироздания, развлекаясь людьми, как куклами в игрушечном домике. 
      Кем были мы? Марионетками.  Пешками.  Но просто дергать за ниточки ему -- великому гроссмейстеру -- не интересно.  Шахматная партия предполагает достойного соперника.  И он его выбрал два века назад, посадив за стол Стихийных Стражей.  Не было никакого барьера, не было желания Сил ворваться в мир, где их могущество, лишившись защиты верхних слоев, становилось уязвимым.  Два столетия назад Стражи выстояли, отбросив наглецов за пределы жизненного пространства.  Но в этот раз Вильгельму удалось собрать достаточно энергии, питаясь эмоциями и верой людей, чтобы не только поднять Стихии со дна, но и вобрать в себя их силу.  Стражи сопротивлялись, они действовали его же методами.  Именно Стражи вгрызались в сны, ведя нас к разгадке, и уничтожали близких, пытаясь остановить.  Но он сумел предугадать, сумел убедить нас идти дальше, играя на человеческом упрямстве.  Он лучше знал людей.  Он сам когда-то был человеком.  И он поставил мат.  Партия выиграна.  Пешки раздавлены, а короли закрыты в клетке. 
      Но ни один гениальный мастер не останавливается на достигнутом.  И Вильгельм Грэйв сейчас шагает по миру, заглядывая в самые потаенные уголки его устройства, выбирая соперника для следующей игры.  Какой она будет? Этого мне не дано узнать.  Все, что от меня требуется -- рассказать о блестящей партии, вызвать интерес и найти очередных помощников, а возможно и учеников, великому мастеру.  Все, что от меня требуется -- подготовить людей к следующей игре.  Но Вильгельм все-таки просчитался.  В его планы не входил этот абзац, в котором отражены его намерения и желания.  Я не уверена, что отдав рукопись Мистеру Смиту, который до сих пор не может поверить в отъезд Кристины на родину (рассказать правду значило поднять тревогу раньше времени), доберусь до дома по запруженным московским улицам.  Я не знаю, проснусь ли на следующее после выхода в печать утро. 
      Я знаю, на что обрекаю себя, потому что в моей маленькой квартире с наглухо закрытыми окнами иногда тревожно шелестят занавески. .