Ради меня. 
      Я услышала, что она улыбнулась. 
      -- Хорошо.  Постараюсь.  Обещаю. 
      -- Спасибо!
      Я положила трубку с чувством выполненного долга.  Моя журналистская душонка всеми фибрами чувствовала приближение сенсации.  Но больше всего будоражила мысль о моей причастности.  Пусть мизерной, но причастности.  Я не умею создавать шедевры, я всего лишь рассказываю о них всей России.  Но сейчас, в первый раз за всю жизнь, обещание, вытянутое мной, как клещами, позволит родиться творению, в гениальности которого я не сомневалась. 
     
      ***
     
      Слепящее солнце жгло глаза.  Она сделала шаг, но поскользнулась и упала, подняв вокруг себя облако пыли.  Мельчайшие частицы, кружась и сверкая, ложились на обожженные плечи.  Странная серая пыль была повсюду -- горячая и. . .  скользкая.  Она зачерпнула пригоршню пыли и поднесла к глазам.  Пепел.  Не пыль, а пепел обжигал ноги и локти.  Он блестел под лучами слишком яркого солнца.  Неправильного солнца -- слишком яркого, слишком низкого и. . .  слишком восточного.  Ей, наконец, удалось подняться.  Осторожно, крадучись, Она сделала несколько шагов.  Но куда? Приложив ладони козырьком ко лбу, Она огляделась.  Где-то вдалеке на востоке, разрезая световую стену, высилось несколько черных бесформенных глыб.  Они вселили надежду.  Может быть в тлеющем мире остался кто-нибудь, кроме Нее. . . 
      Она остановилась у того, что когда-то было высоким деревянным забором.  Массивные ворота, как и поленья ограды, обуглились до черноты, но выстояли.  Она толкнула огромную створку, и та с оглушительным грохотом упала на покрытую блестящим пеплом землю.  Открывшийся проход заставил Ее закричать, залив тело ослепительным, горячим светом.  Она почувствовала, как кожа на руках вздувается и лопается от ожогов.  Больше всего на свете Ей хотелось убежать подальше от зловещего солнца, но неведомая сила тянула внутрь ограды.  Истерзанная, с шипящей кожей, Она шагнула вперед и остановилась.  Остановилась не от боли, сжигающей глаза, а от увиденного.  Перед Ней пустовала деревня.  Выжженная до тла, с виднеющимися кое-где остатками домов и частоколов.  Она повернула голову и увидела Солнце, оно смотрело на Нее огромными черными глазами.  Вытянутая фигура жара и света протянула к Ней руку.  Она уже не чувствовала боли.  Только удушливый запах паленой кожи.  А то, что было когда-то Ее телом, исчезало, опадая на землю обугленными кусками. 
     
      -- Оставьте меня!
      Вскочив на диване, давясь рыданиями, Яна ощупала тело, убедившись, что ожоги и оголенные кости были лишь во сне. 
      -- Оставьте. . .  меня. . .  пожалуйста. . . 
      Потерявшись между сном и явью, она обнимала себя, задыхаясь то ли от слез, то ли от недостатка кислорода в душной жаркой комнате, настолько тесной, что стены гудели от напряжения.  А, может, это гул компьютера? Вскочив, Яна подбежала к окну и настежь распахнула створки.  Испуганный Зверь, еле увернулся от ступни и юркнул под ванную.  Самый благодарный гость -- утренний ветер -- весело ворвался в квартиру, раскидал по полу листы со стихами и выдул содержимое пепельниц.  Упругими, колкими лезвиями холода он полоскал по телу Яны, но она по-прежнему чувствовала, что плавится изнутри. 
      Только после ледяного душа Яна немного успокоилась.  Закутавшись в полотенце, она забралась с ногами на диван, достала сигарету и чиркнула зажигалкой.  Желто-голубое пламя взвилось вверх и тут же потухло.  Звук упавшей зажигалки потонул в крике, от которого задрожали занавески.  В ужасе Яна закрыла лицо ладонями и откинулась на подушки. 
      -- Зверь! -- позвала она не своим голосом.