Драконов поблизости не наблюдалось.  Пустеющий зал расстроил окончательно.  Убивать время телевизором не хотелось, поэтому, вернувшись в спальню, я тихо включила французский «Notre Dam de Paris» и принялась шариться в шкафах. 
     Одного взгляда на бельевые полки достаточно, чтобы определить владельца.  Джинсы и майки Джона хранятся в идеальном порядке.  Этот Дон Жуан любит себя и свои вещи, чего не скажешь о Марке.  Дорогущие рубашки скомканными тряпками валяются на полках, вперемешку с носками и «боксерками».  Разве что брюки аккуратно висят на вешалках.  Один из шкафов забит техникой, другой — литературой.  Это стало настоящим шоком. 
     С суеверным трепетом я разглядывала корешки книг.  Собрание Сартра и Маркеса, целая полка русской классики в подарочных переплетах, шедевры Гюго и Бодлера рядом с Воннегутом, Кафкой и многими другими.  Но задрав голову, я чуть не села от лицезрения на самой верхней полке главного сокровища.  Словарь Брокгауза и Эфрона (все восемьдесят шесть томов, на которые отец не дал денег, а накопить так и не получилось) солидными переплетами возвышался над комнатой подобно золотому куполу храма.  Я решила не прикасаться к святыне, пока не расправлюсь с бытовыми задачами.  Великие книги нужно смаковать, это единственное, чему мать меня научила. 
     Женской одежды в гардеробе, конечно, не оказалось, а ходить летом в теплом халате муторно.  Я достала одну из рубашек Марка и, отгладив, укуталась приятным шелком.  В открытую форточку влетал прохладный ветерок и вторил звуками улицы набившей за последние годы оскомину «Bell».  Чтобы добраться до вожделенных томов пришлось подставить стул и, наконец, развалившись на кровати, я полностью ушла мыслями в рассказ Менделеева о своей таблице. 
     Солнце уже подернулось рыжиной, когда женский вопль ножом прорезал улицу.  Безысходный, удручающий… близкий.  Я подскочила к окну и ужаснулась — не только мне понятно, откуда донесся крик.  Бело-синяя ментовская девятка, проехав было, затормозила и развернулась в сторону замка.  Ладони моментально увлажнились, воздух задергался в горле от спазмов легких и сердца, десятки, сотни возможностей пронеслись в голове каскадом.  Я выбрала одну. 
     Извечный порок -- забыть отключить утюг -- впервые обернулся плюсом.  Я с трудом подавила крик, прижав к тыльной стороне ладони раскаленное брюхо.  В глазах потемнело, хлынули слезы, и сквозь шум в ушах прорвался звонок. 
     Спотыкаясь на ступеньках, я мысленно молила драконов не высовываться.  Мой выбор сделан окончательно, пусть и чертовски больно. 
     
     Исполненная праведности и власти физиономия офицера заинтересовано рассматривала меня из-под фуражки. 
     — Мы слышали крики из вашего дома, — отчеканил самозванец, стараясь заглянуть во двор через мое плечо.  Его помощник высунулся из машины и шарил взглядом по окнам. 
     — Вы бы тоже кричали, — ответила я, показывая руку.  При виде обожженной кожи офицер недовольно нахмурил брови и открыл было рот, но, предупреждая вопросы, я добавила: — Нечаянно к утюгу приложилась. 
     — Осторожней надо быть, — он явно не удовлетворился ответом.  — Вы хозяйка дома?
     — Нет, — ответила я, про себя добавив: «Какая тебе нахрен разница?»
     — А кто?
     Настала пора воспользоваться советами Джона. 
     — Мой друг, — голос, искривленный издевкой, прозвучал звонко.  Зародыш ярости и решимости набирал силу, выставлял напоказ игривость, отстраняя жгучую боль и страх на последний план.  — А что?
     — Можно узнать его имя?
     — На форуме он назвался Повелителем.  Вы же понимаете, в Интернете не принято использовать настоящие имена.  Да мне оно и не важно. 
     — Понятно, — отводя взгляд от моих ног, едва прикрытых рубашкой, произнес офицер.  — Он дома?
     — Нет.  У нас презервативы кончились. 
     — Сколько вам лет?
     — Двадцать.  Паспорт показать? — уже откровенно флиртуя, я окончательно смутила офицера. 
     — Не стоит, — сдался он и, уходя, посоветовал: — Будьте осторожны с электроприборами. 
     — Всенепременно. 
     
     Я влетела в дом, подпрыгивая от боли.  Руку разъедал ожог, казалось, что мозги тоже кипят и вот-вот брызнут из ушей. 
     — Не подходи к окну, — предупредил Марк из дверного проема, напугав меня до полусмерти.  — Верный признак ожидания исчезновения врага. 
     — А они уехали?
     — Теперь — да. 
     — Объясни мне, что это было? Кто кричал? Вы убили кого-то? За что? — вопросы посыпались градом.  Я не могла остановить ни слова, ни дрожь во всем теле. 
     — Не вмешивайся или уйдешь следом, — рядом с Марком материализовался Джон и с прищуром поглядел на мою руку.  — Специально подпалилась?
     — Да, — простонала я. 
     Так хотелось жалости и заботы, благодарности, наконец, но он искривился в усмешке:
     — Впервые такое вижу. 
     — Лина избавила нас от неприятностей, — резко вступился Марк, и лицо Джона стало каменным.  — Иди, закончи начатое.  На сегодня довольно. 
     Слова прозвучали приказом.  Джон огрел меня злобным взглядом и исчез на лестнице.  Из тайников бара Марк извлек бинты, баночки с мазями.  Развалившись на диване, я поняла, насколько вымоталась.  Хотя солнце еще палило во все окна апельсиновыми лучами, в сон клонило со страшной силой. 
     — Марк, Джон меня ненавидит? — спросила я, морщась от болезненного лечения.  Расспрашивать о криках уже не хотелось, моя шкура и так пострадала.