В огнях «Фольксвагена» я разглядела миловидное лицо девушки.  Миниатюрная и златокудрая она походила на помесь эльфа с феей.  Ноги едва прикрыты короткими шортиками, из-под топика выпирает размер не меньш
     е третьего.  Хороший у драконов вкус.  Странно, я не испытала волнения ревности, скорее — невнятную, необъяснимую тоску сродни сожалению о бесполезно пропавших сутках.  Пока Джон загонял машину в гараж, Марк открыл неприметную дверцу башни, и троица исчезла в каменном цилиндре. 
     Вернулись они быстро, еще не успел истощиться альбом, как в дверях спальни выросли две фигуры.  Я не стала спрашивать, куда исчезла третья. 
     — Ну что, понравился район? — Джон запрыгал на одной ноге, стягивая джинсы. 
     — Ты о чем? — безразлично спросила я. 
     — Парочка не до конца отработанных приемов не означает, что можно запросто шататься ночами по местным лабиринтам. 
     — Вы мне жучок вшили что ли? — занимательно, как быстро атрофируется способность удивляться.  Шоковая терапия, воистину, творит чудеса.  Оказывается, снотворные свойства морфина гораздо сильнее, чем мне хотели внушить.  — Куда?
     — Догадайся, раз такая смышленая. 
     Вот и объяснение перевязки.  Превозмогая боль, я разбинтовала обожженную ладонь и пристально вгляделась в маленький шов у основания большого пальца. 
     — Ювелирная работа.  Кто мастер?
     — Я, — сообщил Марк.  — Аптечка внизу, обработай и перевяжи заново, иначе загноится. 
     Маленькие аккуратные нити рядом с бескожим пятном гипнотизировали, нестерпимо захотелось попросить столь же эстетично зашить мне глаза, ноздри и губы.  Чтобы не видеть отражения в зеркалах двух блестящих от пота тел, чтобы не чувствовать мужской запах и не попросить приковать наручниками к себе навечно.  Смертоносный магнетизм уже попирал все правила игры.  О каком доверии можно заикаться с микроскопическим клеймом под кожей? Но я должна была выдержать, потому что надеялась на перемены.  Потому что я сильная.  Наверно. 
     Глава 5. 
     
     Короткая неделя пронеслась лихачем-автогонщиком.  На третий день приходила домработница Ольга — средних лет женщина с морщинистыми, будто держала в воде круглые сутки, руками — и за четыре часа вылизала замок до блеска.  Естественно, лишь ту часть, куда ей позволялось входить.  Она принялась было расспрашивать, но Марк представил меня племянницей, и вопрос исчерпался. 
     Мой ожог не волновал никого и каждый день приходилось наматывать километры бинта, чтобы не орать от боли на тренировках.  Со стрельбой было проще. 
     За это время я научилась отбиваться ногами, попадать через раз в «сердце», снискала громкое прозвище «шлюха» у «добропорядочных» коллег и пристрастилась к «Мартини».  «Сладкая мерзость», как называет Джон, отлично справляется с червями ностальгии. 
     Обидно, я не сумела побывать на собственных похоронах.  Уверена, что в процессии мелькали фальшиво-скорбные физиономии бывших дружков, охочих до бесплатной выпивки.  Как же я ненавидела мерзкое пойло, на которое хватало карманных денег! Но пить приходилось — иначе сочтут ханжой и не «клевой телкой».  Глупые издержки окружения.  Иногда, напиваясь до «кондиции вертолета», когда трава и облака по переменке вертятся перед глазами, я пыталась порвать кольцо смешных для всех, кроме меня рассказов своими.  И всегда слышала один ответ: «Завязывай со своей хиромантией, мы не в пионерлагере, чтобы страшилки слушать».  Вот и вся «дружба». 
     
     Неделя пролетела слишком быстро.  С каждым днем струны нервов натягивались сильнее, пока не огрубели.  Пока ожидание «дьявольского четверга» не сотворило из меня железного монстра на пружинах решимости. 
     
     От долготы дороги приходилось бороться с усталостью, а духота добавляла дискомфорта.  В окружении безликой серости административных зданий Тюмени проезжавшие машины казались муравьями-мутантами, выползшими из-под асфальта.  Спортивная сумка с вещами, еще сохранившая кожаный запах магазина, дрожала от неровностей магистрали.  Я не слушала, о чем переговаривались драконы, мне полезнее ритмы «Clan of xymox» в наушниках.  Холодные, волнистые, звуки служили анестезией для совести. 
     Стоит только позволить мелодии завладеть воображением, и она заменит скучный пейзаж своим, новым миром, с новым тобой.  Волшебство. 
     Сколько себя помню, музыка всегда была кривым зеркалом сознания.  Упорядоченное течение звуков, эфемерное отражение действительности чужой жизни, проникает через нервные окончания в твою жизнь, наполняя спокойствием или, наоборот, экспрессией.  Эти маленькие частички чьего-то воображения запросто можно назвать идеальным способом зомбирования.  По силе действия на сознание и подсознание людей с музыкой может потягаться разве что религия. 
     Каждый день прошлой жизни, выходя из подъезда старого, пропахшего зрелостью жильцов, дома, я нажимала «PLAY».  И уже после этого делался первый шаг на пути к ближайшей остановке, натягивались перчатки, и посылалась подальше соседская шавка.  Эта маленькая, с виду весьма безобидная собачонка с длинными обвислыми ушами и торчащим хвостом способна была переорать даже «Children of Boddom», обычно разрывавший мембраны моих наушников. 
     Музыка обладает исключительной способностью подстраивать окружающий мир под свою дудку, придавать всем без исключения движениям свой ритм.  Целенаправленно пересекая улицу, обходя лужи, ямы и камни, обращаешь на них внимание, только когда один из булыжников заставляет удержать равновесие, дабы не грохнуться.  Люди напоминают о своем существовании с большим разнообразием.  Одни толкаются, другие дергают за рукава, третьи — выписывают вокруг виражи на машинах и т. д.  и т. п.  При этом есть одна общая деталь — все они совершенно бесполезно шевелят губами. 
     
     Мы миновали петли развилки и понеслись по ленивым тусклым улицам.  В четыре часа дня народу на тротуарах много, но все заняты мыслями о работе, детях, планах на вечер. 
     Затуманенным внутренним разговором глазам прохожих не было дела до черного «Фолькса» с омскими номерами, что припарковался у кинотеатра.