— Углядел птичку? — спросил Джон, вцепившись взглядом прищуренных глаз в угол многоэтажки. 
     — Да, — Марк достал из бокового кармана сумки дезодорант и, опрыскав себя, передал собрату. 
     «Птичка» — это неприметная «Волга», только что въехавшая в угрюмый двор.  Ей суждено стать на полчаса нашей.  Но сначала следует проверить ее на крикливость. 
     Марк ушел немного вперед и, оглядевшись по сторонам, пнул заднее колесо.  Ни звука. 
     В голове раздался щелчок эфемерного секундомера.  Время пошло. 
     Марк достает из кармана чудо техники размером со спичечный коробок и прислоняет никелированным кружком к замку автомобиля.  Сейчас вылезший стержень из плотной связки штырей трансформируется в ключ.  Мы с Джоном делаем шаг к машине, на ходу накидывая плащи.  Идем вплотную друг к другу, я задеваю сумкой две обернутые мусорными пакетами доски в руках Джона. 
     Две секунды. 
     Дверцы закрываются с едва слышным стуком. 
     — Поехали, детка, — довольно хрустнув суставами, Джон заводит мотор. 
     Четыре секунды. 
     Аккуратно, как по зыбкой трясине, едем к цели, теряясь в разреженном потоке автомобилей.  Новенькая вывеска среди потрепанных годами сородичей — синим прямоугольником, как стоп-сигнал. 
     Три минуты тринадцать секунд. 
     Через стеклянную дверь с длинной царапиной виден пустой салон.  Меня потряхивает от волнения, в голове синхронно с пульсом стучит ритм «Falling down»[3].  Входим, прикрывая за собой дверь.  Прежде чем охранник успевает достать «Макаров», в его висок упирается ствол моего «ТТ».  Ни одного посетителя, нудная попса из динамиков под потолком, предательская неровность дыхания.  Джон разворачивает табличку надписью «Закрыто» наружу.  Молоденькая продавщица хлопает округлившимися глазами, руки подняты вверх и мокрые ладони колышутся, словно лепестки «коготка» от крыльев шмеля.  Ее взгляд бегает по кругу — пояс Марка, «Токарев» Джона, мой ствол, беспомощная ярость на лоснящейся от пота физиономии охранника. 
     Три минуты семнадцать секунд. 
     Пара фраз гипнотическим низким голосом, девушка бросается к витрине, лихорадочно сгребает кольца, кулоны, цепочки, браслеты в рюкзак.  Мое тело полыхает жаром под плащом, перчатки липнут к пальцам, браслет царапает запястье.  Хорошо, что за черными очками не видно обезумевших от адреналина глаз.  Но дыхание, чертово взбудораженное дыхание выдает. 
     Три минуты пятьдесят секунд. 
     Половина прилавка опустела.  Продавщица ревом перекрывает стоны Билана из динамиков и боится даже вытереть слезы — лицо превратилось в разноцветную маску из туши, теней и комков пудры.  Охранник не дурак — уловил во мне новоявленность, скосил бледные рыбьи глаза, пробежал изучающим взглядом профессионала, пробрал до костей. 
     Мне нужна сосредоточенность.  Или ярость.  Ярость.  Ярость!
     Прижимаю дуло к бритому виску сильнее, до круглой вмятины. 
     — Шлюха, — прошипел сквозь зубы. 
     Отличная попытка.  Оскорбление — возмущение — отвлекающий маневр — выстрел в Марка — нажатие тревожной кнопки.  Великолепный сценарий.  Ха! Просчитался, «профи».  Достаю из его кобуры незнакомый «Макаров» и направляю в пах.  Попробуй, дернись! Мы не убиваем при свидетелях, но покалечить можем. 
     Четыре минуты сорок девять секунд. 
     Набитый украшениями рюкзак в руках Марка.  Бледная, как свежевыбеленная стена, девушка боится шелохнуться.  Джон выходит первым.  В открытую дверь врывается рев советского двигателя.  Марк исчезает следующим.  Бросаю «Макаров» за прилавок в дальний угол и, выскочив из салона, на ходу запрыгиваю в «Волгу». 
     Сердце стучит у горла, от радости хочется плясать, целоваться и орать «Финскую польку».  Но пока рано. 
     Четыре минуты пятьдесят четыре секунды. 
     Несемся по магистрали мимо длинных домов, цветных людей, рекламных билбордов, обгоняя «Москвичи», «Тойоты», «Джипы», до знакомого двора. 
     Шесть минут ровно. 
     Гостеприимный и удивительно чистый подъезд приютил секунд на триста.  Рюкзак упокоен в сумке, одежда горит в мусоропроводе, из подъезда выходят два симпатичных парня и веселая девушка.  Мы щуримся от солнца, смеемся, чтобы сбросить напряжение, болтаем о «Камеди Клаб».  А на тридцатой минуте уже выезжаем из города. 
     Вот так драконы грабят ювелиров. 
     
     Черт бы побрал эти дороги! Ленивый ветерок, уставшее предзакатное солнце и ущербные унылые деревушки так некстати, когда внутри все разрывается от ликования, запоздалого страха и чего-то еще, что щиплет за пятки, заставляет взгляд бегать по извилистой траектории. 
     — Джон, хотя бы музыку включи, — взмолилась я, когда заряд плеера кончился. 
     — Лучше поспи, — не открывая глаз, подал Марк голос.  — Еще шесть часов до дома. 
     — «Успею выспаться, в сырой могиле лежа»[4].