Шестеренки встали на место.  Механизм закрутился и создал в голове такой гул, что я чуть с ума не сошла. 
     — Вот зачем я вам нужна.  Переделать мозги, как подопытной крысе, и посмотреть, что выйдет.  Черт возьми, а я себе понапридумывала. 
     — При желании женщины даже в дерьме романтику найдут, - Джон тяжело вздохнул.  – Такая у вас натура. 
     -- Женщины всегда пытаются увидеть мужчин лучше, чем они есть. 
     -- Хватит, - прервал Марк.  – Никто ни на ком опыты не ставит.  Нам нужен помощник.  И хочешь ты того или нет, процесс уже пошел.  Различие состоит не только в физиологии.  Твоя психика приняла нашу природу.  Чему лично я очень рад. 
     -- Можно подумать, без меня вам плохо жилось. 
     -- Раньше – нет.  Лина, - Марк жестом подозвал сесть рядом, но я осталась, где стояла.  – Помнишь, ты спрашивала, хочет ли Джон от тебя избавиться. 
     Младший дракон удивленно поднял брови. 
     -- А ты думал, она дура полная? – осадил собрата Марк.  – С собаками лучше обращаются.  Да не важно уже.  Лина, ты для нас – риск.  Серьезный, но, надеюсь, оправданный.  Веришь-нет, но в тот магазин ты не случайно зашла.  И рискнули мы не случайно.  Сейчас ситуация усложнилась.  Нас прижали.  Довольно опасно.  И, кто знает, может, ты – наш ангел-хранитель? Вдвоем сложно все предусмотреть.  А шесть глаз лучше четырех. 
     Поймали.  Я понимала, если Марк откровенен, то не до конца.  Но и выкрутиться у меня не получится.  От драконов попросту некуда бежать.  Разве что в тюрьму за убийство.  Проигрышная перспектива по сравнению с маячившим, как яблоко Евы, бессмертием. 
     — Что я могу сделать?
     -- Пока не знаю, - признался Марк.  - Ложись спать.  Завтра решим, как действовать. 
     Не завтра, а сейчас, пока я поднимаюсь по лестнице и запираю дверь с крылатым символом. 
     За окнами разгулялся ветер.  Столь сильный, что стекла дребезжат от ударов, и электрические лампы моргают, пару раз едва не потухнув.  Кто-то потревожил мертвых, раз они так неистовствуют.  Где-то сработала сигнализация оставленной на улице машины.  Я помню такие ураганы, они приходят внезапно и оставляют после себя сломанные ветки, обрывки рекламных перетяжек и упавшие билборды.  Случись буйство днем, люди стараются прижаться к стенам и цепляются за перила.  А стоит пойти дождю, сразу становится ясно, в какую погоду родилась Мэри Поппинс. 
     Я всегда боялась сибирских ветров, и стремилась зарыться в одеяла.  Пусть сложнее дышать, но меньше слышится ярость духов.  Казалось, что так они меня не найдут.  Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.  Так было раньше.  Но теперь я не боялась стоять у окна, глядя на пляшущие под адскую симфонию деревья и взлетающий к самым крышам мелкий мусор.  Разве может пугать шторм снаружи, если такой же воет внутри?
     
     Уснуть удалось не сразу, да и длилось блаженство небытия слишком мало.  Джон не церемонился — потрепал за плечи и пробасил в ухо: «Вставай».  Я с трудом открыла глаза.  В голове набухла опухоль и грозила разорвать череп.  Щеки пылали, казалось, все тело раскалилось докрасна, и вот-вот затлеет простынь. 
     — Сколько времени? — прошептала я распухшими, липкими губами. 
     — Шесть утра.  У тебя полчаса на сборы. 
     Джон выглядел злым и уставшим.  На лацкане несвежей рубашки темнело пятно, от въевшегося кисловатого запаха скуренных им сигарет меня затошнило. 
     — Ну что за пожар? — приподняться на подрагивающих локтях было подвигом и самоубийством одновременно.  Голову якорем тянуло к подушке, желудок скрутило, словно внутри копошились черви.  — Джон, можно еще немного поспать? Пожалуйста. 
     Он глянул на меня исподлобья, недовольно дрогнули крылья носа. 
     — Если думаешь, что время подождет, пока пройдет похмелье, то ты ошибаешься.