Моей главной задачей было прозондировать ее подруг и знакомых, попытаться найти причину выбора маньяка.  Мы понимали бесполезность этого, но чем черт не шутит, авось наш душегубец руководствовался логикой.  Еще мне категорически не следовало попадаться на глаза следователю дела со смешной фамилией «Вата» — если уж Виолетта по иногородним газетам признала, то легавые однозначно унюхают. 
     У громоздкого, напоминающего стесанный булыжник, здания Транспортной академии мы свернули на улицу Маяковского и остановились в неуютном дворе неподалеку от УВД центрального района.  Джон обещал освободиться к этому времени, а уж он-то рассчитывал каждую секунду.  Жутко хотелось есть, словно пара золотистых, но безвкусных куриных лапок гриль проглочены сутки назад. 
     — Я схожу за бутербродами, — неподалеку маячил киоск быстрого питания, и меня терзал иллюзорный запах копченостей. 
     — Голод — это естественно, — сказал Марк.  — Только поспеши. 
     — Денег дай. 
     Я понеслась к киоску, словно к ущелью Эльдорадо.  Перед пластиковым жерлом окошка терлась нелицеприятная троица.  Их похабный гогот слышен был еще за поворотом, одинаковые прически а-ля «недобритая голова» вызывали омерзение. 
     — Не, а-а че муж? Муж пусть са-ажрет груш, — осклабился в окошко один из полулысоголовых, остальные довольно заржали.  Юмористы хреновы. 
     Притупив вспыхнувшую брезгливость, я протиснулась между двумя переростками и протянула в окошко сотню. 
     — Две «Большие десятки», — жаркий запах знакомых со студенчества бутербродов ударил в ноздри так, что потекли слюни. 
     — Сма-ари, какая чи-икса, — главный «Петросян» оскалился во все тридцать два (хотя — меньше) желтых зуба так, что жвачка едва не вылетела из пасти.  — Па-аехали с нами, па-атремся на даче. 
     — Нет, спасибо. 
     Надели природа отморозков хоть граммом мозгов, отступили бы после нарочито вежливого ответа, сумели б понять — не с той связались.  Да и выделываться неподалеку от УВД глупо донельзя.  Но черепные коробки у троицы явно пустовали.  «Юморист» схватил меня за локоть.  Подельники дружно улюлюкали. 
     — А-а че, мы те не нравимся?
     — Убери лапы, — отчеканила я, собираясь в комок терпения. 
     Драка будет недолгой.  Да и не дракой — так, разминкой.  Левая рука скована, но ненадолго — зарядить шпилькой в ступню, и дебил разожмет пальчики.  А дальше — шаг назад с упором на правую ногу, чтобы места больше было, удар левым кулаком с разворота одному, подсечка второму, очухается «главный» — получит в пах.  На все про все секунд шесть-восемь.  Только аппетит испортили, сволочи. 
     Уже приготовившись, я услышала за спиной ледяной голос. 
     — Проблемы, ребята?
     — А-а тва-ае какое дело?
     — Отойди от моей девушки. 
     Я скосила глаза на Джона.  Игриво улыбаться расхотелось.  У задиристых идиотов отсутствовали не только мозги, но и инстинкт самосохранения.  Джон казался спокойным, ни один мускул на открытых майкой руках не был напряжен, но во взгляде прищуренных глаз читалась ярость. 
     С опозданием до нахалов дошло, что перевес силы не в их пользу.  Мой локоть избавился от хватки, «юморист» отступил на шаг и вызывающе скривился, вздернув подбородок. 
     — Да-а ка-аму нужна тва-ая шлюха. 
     Сзади мелькнул силуэт, «юморист» вскрикнул, заваливаясь на спину под ошарашенными взглядами дружков.  Ойкнула продавщица. 
     — Извинись, — потребовал Джон, упираясь коленом в грудь распластавшегося на асфальте нахала, рукой сжимая ему горло.  Поверженный сумел выдавить только нечленораздельный хрип, и дракон ослабил хватку.  — Надеюсь, ты все понял. 
     Вспотевшая голова отчаянно закивала.  Люди признают поражение, только испытав на себе силу врага. 
     Раздался щелчок микроволновки.  Вовремя бутерброды поспели.  Продавщица нехотя оторвалась от любования Джоном и, сложив гамбургеры в пакет, протянула мне.  Вряд ли мы успеем добраться до дома, прежде чем о стычке узнает полгорода. 
     
     — Я могла и сама с ними справиться. 
     — Не сомневаюсь, — съехидничал Джон.  Он тащил меня почти волоком за руку к машине.  Подстроиться под семимильные шаги не представлялось возможным.  — Понапридумывали эмансипаций да феминизмов.  Самостоятельные стали.  Ж-женщины, блин. 
     — О чем ты?
     — Да все о том же! Удавил бы эту Розу Люксембург собственными руками.  Дорвались до свободы, сделали из мужиков кобелей-осеменителей, понарастили подонков-безотцовщин, плюнуть некуда. 
     До меня, наконец, дошло. 
     — Джо-он, — придать голосу виноватость, когда на лицо настырно ползет улыбка, сложно, но мне удалось, — спасибо, что помог.  Правда, спасибо.  Если б не ты… даже не знаю, что они б со мной сделали. 
     — Да ничего бы не сделали, — его тон стал мягче, шаги — короче, дыхание — ровнее.  — Сама ж говорила, что справилась бы. 
     — А кто меня научил?
     — В борьбе многое и от ученика зависит. 
     — Но от учителя — больше. 
     Пусть это забавляло, пусть походило на фальшивый щебет кукуха и петушки, но если хочешь остаться с мужчиной, нужно убедить его в значимости.