Поначалу стрелка спидометра боязливо колыхалась у отметки «60», но вскоре поползла дальше.  Семьдесят.  Восемьдесят.  Ветер и насекомые разбивались об лобовое стекло, в ушах стоял гул, темные очки едва спасали от пыли.  Сто.  Я неслась по трассе без шлема, в плотном, наверное — пуленепробиваемом костюме, сжимая ноги на торсе железного любовника так, что разорвать нас могла лишь смерть.  Рядом, огораживая меня от встречной полосы, на «Ямахе»-эндуро летел Джон.  Я не могла видеть, но знала, что сзади страхует «Фолькс». 
     Не разобрать — то ли дорогу изрыли ухабы, то ли меня трясло от напряжения.  Березы у обочины мелькали, сливаясь месивом.  Кажется, Джон закричал раньше, чем раздался гудок стального «Опеля» на встречной полосе. 
     Вспышка фар ударила по глазам, но я успела понять единство их траекторий. 
     Воздух комком в горло.  Визг тормозов.  Крик, словно клич.  И переднее колесо «Ямахи» вскидывается к небу, поднимает тяжелое тело, как истребитель, пронося над крышей дернувшейся машины.  Глухой удар колес об асфальт.  Радостный возглас и победно поднятые кулаки. 
     Твою мать, Джон!
     Он вильнул задним колесом, окатив меня дорожной крошкой, и умчался вперед.  Не знаю, выдержало ли сердце водителя «Опеля», мое едва не сколлапсировало от демонстрации вызывающего бесстрашия. 
     Отметка спидометра доползла до ста десяти.  Я поняла, почему драконы не поддавались на уговоры подсадить меня сначала на четыре колеса.  Можно нестись со скоростью света, ломая барьеры и петляя по узким тропам, можно расплавить покрышки, впечатать педаль газа в днище машины, но никогда автомобиль не даст той безумной, опасной, свободной беззащитности.  Когда голову срывает в прямом смысле слова, и все, что от тебя требуется — вера в собственные силы.  Это сравнимо с любовью к фильмам ужасов, с ожиданием приговора, с жизнью среди драконов. 
     Кажется, я орала от счастливого страха. 
     
     В эти две недели вылазки за город были единственными глотками свежего воздуха.  Я почти не выходила на прогулки.  Не потому что не хватало времени или висел запрет.  Драконы частенько испарялись из замка по «встречам» (коньяк, сигары, секс и смерть) - крематорий остывать не успевал.  Мне не жаль жертв.  Я возненавидела людей, как расу.  Потому и стен замка не покидала. 
     Пару раз выбиралась на прогулки.  Стоило попасть в массу потных, зажравшихся тел, как омерзение накрывало посильнее алкоголя.  Я поняла, в чем заключается великая трагедия религии.  Теперь она несовместима с сознанием человека, ибо учит довольствоваться малым в земной жизни.  Люди потеряли такую способность, выработали иммунитет за века эволюции.  Им не хватает денег, не достаточно одного любовника, гардеробы забиты неношеным тряпьем, мысли крутятся вокруг амбиций и самооценки.  Единственное в чем себя ограничивают особи — калории.  Да и то не каждая. 
     Мерзко. 
     Возлюби ближнего своего, даже если он женат. 
     Не укради, если уверен в разоблачении. 
     Не убий без выгоды. 
     Модернизированная мораль.  Удобные заповеди.  Для паразитов.  И для нас.  Ведь, уничтожающие тлю — спасатели огорода. 
     Я бесилась от бессилья и мечтала вернуться домой, в город, где язвы пороков не так очевидны.  Смысл происходящего открылся не сразу.  «Для обличения гнили достаточно будет одного взгляда».  Марк предупреждал, а я не сразу опомнилась. 
     Физически перемена почти не сказывалась.  Не сразу размылись линии судеб на ладонях и стали крепче волосы.  Я по прежнему напивалась со стакана «Мартини», слабела от никотина.  Но барабанные перепонки постепенно требовали все меньше децибел для экстаза, свет все реже призывался на помощь ночами. 
     К концу второй недели затворничества мне надоело копаться в лабиринте философии, выискивая бреши и оправдания, гораздо полезнее понимание собственной природы.  Выспрашивать у драконов не было смысла — Джон постоянно посмеивался, Марк пускался в такие дебри, что мой двадцатилетний мозг пасовал перед объяснениями, принимался играть в догонялки со смыслом, как кошак с собственным хвостом.  В конце концов, у меня было предостаточно времени наедине с замком, точнее — с драконьими сокровищами. 
     Замок оказался не так прост.  Во-первых, не смотря на видимую симметричность со стороны улицы, окон на каждом этаже было по тринадцать, за исключением пентхауза второй башни — слепой комнаты, единственным проемом в которой был заблокированный люк.  А во-вторых, пересчитывая окна, я обнаружила две тайные комнаты, скрывающиеся за стенами прихожей.  В каждой по два окна и ни одной видимой двери.  Войти в кладовки можно было лишь через подвал. 
     Они называли себя иной расой, но удивились при встрече с подобными.  Их вера презирала людских идолов и требовала золота для своего.  Иное физическое строение.  Иная ДНК.