-- Знаю, -- небольшое усилие и дымом в голове заклубились образы.  – А еще жена строгая.  И ревнивая до чертиков.  Но тебе это не мешало бегать по чужим кроватям.  Конечно, они ведь такие мягкие и ласковые, особенно когда простыни шелковые в крупный голубой цветочек. 
     Его глаза округлились, стали похожи на стоваттные лампочки. 
     -- Хватит таращиться, -- обрубила я беззвучный вопрос.  – Садись в мою машину.  Живо!
     Он вприпрыжку подлетел к «Ниве», взгромоздился на кресло водителя.  Я села рядом. 
     -- Что смотришь? Разворачивайся на другую полосу, и поехали. 
     Повторять не понадобилось.  Боров вдарил по газам.  Не знаю, заметил ли он кровавые подтеки на обшивке, но требование «быстрее» выполнял беспрекословно. 
     Марк учил не оставлять врага одного ни на минуту.  Предосторожность стоила мне нескольких километров. 
     Спидометр довольно быстро показал сотню. 
     -- Аривидерчи, -- я помахала рукой и на ходу выпрыгнула из машины. 
     Земля мягко приняла вес.  Я скатилась в обочину, как из окопа, прицелилась в удаляющуюся точку.  Затормозить боров не успел.  Пуля попала в цель, остатки бензина вспыхнули, незакрытая мной дверца отлетела к высыхающему лугу. 
     У меня не осталось времени на мысли о возможности лесного пожара. 
     
     Сколько мы проехали? Километра четыре-пять.  Я добежала до «Сорренто» минут за двадцать.  Запыхалась, правда, но на войне некогда следить за здоровьем.  На ходу пришлось разорвать подклад плаща, чтобы было чем ухватиться за машину.  Перчаток-то «умная девочка» из замка не захватила.  Хорошо, хоть плащ сменила. 
     Машина шла легко.  Надо отдать должное борову, он следил за своей девочкой. 
     Выжимая из «Сорренто» полный ход, я удивлялась, как легко убивала.  Не дрожала рука, не представлялся папаша.  Насмотревшись на подонков, собственных родителей я больше не презирала.  В каждом есть изъян, каждый -- мразь по-своему.  Родители меня, хотя бы любили.  Жаль, что такое поздно понимаешь. 
     Захотелось вернуться домой.  Теперь я могла это сделать. 
     В бумажнике оказалось две пятитысячные и банковская карта, естественно, без кода.  Бензина – на полный бак, хватит дотянуть до города, а там придется избавиться от машины.  Раскрасневшаяся физиономия солнца уже ухмылялась в зеркало заднего вида.  Над приборной панелью на цепочке болталась маленькая иконка.  Изредка я ловила осуждающий взгляд Николая Угодника.  В салоне не было ароматизатора, только в полураскрытое окно влетал вместе с ветром свежий запах листьев.  Шелковые лоскуты подклада скользили по пластику руля.  Я откинулась на спинку неудобно большого кресла, глаза закрывались от усталости, но сон -- непозволительная роскошь для беглеца. 
     Вместе с первыми домами навстречу вылетела пара постов ГАИ.  Я сбавила скорость, усталый вид одинокой путешественницы даже изображать не требовалось.  Удивительно сонные гаишники не потрудились остановить «Сорренто», хотя о взрыве должны были бы трубить во все рации. 
     У первого попавшегося супермаркета я притормозила.  Изнутри лился яркий до рези в глазах свет, придавая нарисованным на витражах рогаликам и сосискам плесневелый вид.  Хлопнули увешанные рекламными плакатами двери, пропустив меня под взгляды шести измученных ночной сменой глаз.  Кассирши сидели на рабочих местах.  Полная брюнетка, звеня монетами, вылавливала из отсеков кассы случайно попавшиеся медяшки не того номинала.  Блондинка помоложе -- вяло хихикала на ухаживания дородного охранника.  Он навалился на жестяной столик и скалился, обнажая золотые фиксы. 
     Я застегнула плащ, чтобы скрыть изодранный подклад.  Жутко хотелось есть, но при первом же взгляде на уставленные полуфабрикатами прилавки меня замутило.  Запахи одолевали – пряный аромат выпечки вызывал ассоциации с печью крематория, как и доносящаяся из дальнего угла магазина маслянистая вонь кур-гриль.  Желудок урчал, горящие ладони вспотели, воображение калейдоскопом вертело тошнотворные картины. 
     Быстро пробежав продуктовый отсек, я отыскала в хозяйственном отделе строительные перчатки и подошла к кассе.  Блондинка, натянуто улыбаясь, пропустила через пищащий датчик покупку, назвала цену.  Я протянула пятитысячную, случайно коснувшись прохладных пальцев, и сквозь заплясавший ворох ощущений поняла, что голодна. 
     Мучительная борьба с природой не осталась незамеченной.  Блондинка отсчитала сдачу, опасливо поглядывая на охранника.  Он выпрямился, приготовился.  Но я не собиралась убивать.  Эта ночь и без того пропахла кровью. 
     Готова поклясться, что вслед за хлопком двери расслышала три облегченных выдоха.