Но не сейчас.  Да и Марк не пойдет против энпиров.  Мы слишком много дрались за выживание, чтобы пренебрегать покоем. 
     Он сказал достаточно.  Неприступные и неуступчивые драконы из века в век будут отнимать жизни, пока не найдется кто-то достаточно сильный и безобидный на первый взгляд, кто сумеет подобраться вплотную к бессмертным и лишить их возможности воскреснуть.  Такие вряд ли найдутся.  А это значит, что у будущих Маришек и Артемов остался один единственный шанс. 
     Сквозь шорохи ветра донесся гул двигателя, издали показалась агрессивная морда «БМВ».  Вернулся Марк. 
     -- Привез? – взволнованно спросил Джон. 
     Марк кивнул, открыл багажник и вынул огромную чашу, как оказалось из титано-вольфрамового сплава.  В центре на небольшом постаменте лежал массивный золотой слиток – квинтэссенция потерянных нервов десятков продавцов ювелирных украшений.  Глубокие желобки вокруг него были забиты сухими травами. 
     -- Что это? – я ткнула пальцем в перемешанные листы и стебли. 
     -- Много чего, -- ответил Марк, поставив чашу подальше от машин и их теней.  – Белладонна, аконит, ландыш, аморфа, тисс… Сто двадцать наименований, всех не помню. 
     Дракон присел на корточки, достал из холщового мешка громадную линзу, оклеенную с одной стороны черной пленкой, и вставил в невысокий цилиндр, к бокам которого крепились три трубки.  Судя по расположению, изначально их было две. 
     -- А это зачем? – я выудила из вороха трав мелкую стружку картофельной кожуры с зеленым налетом. 
     -- Соланин, -- ответил Марк.  – Ядовитый глюкоалколоид. 
     -- Бог мой, -- я бросила кожуру обратно в чашу, будто пакость могла передаться через пальцы.  – Никогда не буду заказывать картошку-фри в ресторанах. 
     Осторожно Марк открыл коробку и резко накрыл зеркальный купол линзой.  Щелкнули миниатюрные зажимы. 
     -- Думаешь, получится? – полушепотом произнес Джон. 
     -- Ты.  В меня.  Веришь? – отчеканил Марк.  Его щеки горели, край рубашки высунулся из брюк и елозил по сухостою.  Вся жизнь интеллектуала-дракона в этот момент принадлежала другу, впервые усомнившемуся, и зависела от единственного слова. 
     -- Да, -- заверил Джон.  – Как никогда ранее. 
     Осторожно, с ювелирной скрупулезностью Марк закрепил купол на чаше и рывком сорвал черную пленку.  Я зажмурилась, боясь отраженных лучей, но, правильно сгруппированные, они сфокусировались внутри причудливого кальяна.  Прошло несколько минут, прежде чем из трубок показались первые ниточки дыма. 
     -- Черт побери.  Черт меня побери! – завопил Джон, падая на колени перед самой немыслимой трубкой, которую я когда-либо видела. 
     На лице Марка расцвела отрешенно-восхищенная улыбка Франкенштейна.  Его монстр сделал первый вдох.  Точнее – выдох. 
     -- Так, -- хрипло выдавил он и прокашлялся.  – Теперь надо втягивать в себя… это… дым.  Вы поняли. 
     -- И сколько? – спросил Джон, уже потянувшись к соломинке. 
     -- Пока не отключимся. 
     -- А не обожжемся? – поинтересовалась я. 
     -- Нет, в трубочках фильтры. 
     -- Тогда… -- Джон не закончил, обхватил губами мундштук. 
     Марк приник к «кальяну» следом. 
     А я не решалась.  Перед глазами играли в чехарду лица мертвых.  Убитых мной и незадачливым энпиром, чья смерть помогла восстановиться рекордно быстро.  Они плакали, безмолвно умоляли вернуть отобранное, собравшись в калейдоскоп похлеще коллажа на потолке ванной.  И каждый упрекал, каждый ненавидел и презирал. 
     Я наблюдала за движущимися вниз-вверх макушками драконов и задавала себе вопрос: достойны ли жизни носители смерти? Достойны ли они бессмертной жизни?
     Я ответила «Нет».  И вместе с щелчком распрямившихся внутри ножен пружин две головы упали на колючую траву. 
     
     Эпилог. 
     
     -- Вот так, журналист.  Знаешь, убивать тех, кого любишь, зная за что, не сложно.  Это потом готов вырвать собственные руки зубами, чтобы прочувствовать потерю каждой кровинки.  Ни одна пытка не сравнится по жестокости с навязчивыми мыслями о мгновениях, перерезанных словом «никогда».  Никогда не прокатит на байке, никогда не приготовит самый вкусный в мире кофе, никогда не разбросает по полу грязные носки, хотя ты уже готов безропотно подбирать их.  Никогда не вырежет на новой двери анкх с крыльями ворона.  Черт побери, этот символ – лучшее отражение природы драконов.  Крест бессмертия в когтях вестника смерти.  Интересно, Джон его на ходу придумал или где подглядел?
     Знаешь, журналист, что доводит сильнее всего? Иногда хочется пробраться на кухню и засунуть голову во включенную духовку, до такой степени опротивело самоедство.  Я не смогла уговорить драконов убивать лишь недоделок.  Их нам хватило бы надолго, каждый стоит нескольких десятков жизней.  В смысле питательности.