Тетка Верка визжала на всю больницу, как оглашенная, прыгая по палате.  И сразу после этого в палате воцарилась тишина — вошла Светкина мать с котомкой в одной руке и пакетом в другой. 
     — Свет, мы рядом, если что, ты позови, — погладила тетя Вера Светлану.  — мы тебя в обиду не дадим. 
     Кирилл, присел к соседке, рассматривая журнал для вязания. 
     — Кирилл! — приказала мать. 
     — Я хочу послушать… Я любопытный! Я не уйду! — усмехнулся Кирилл.  — не мешай мне развлекаться!
     — Кирилл! Им нужно поговорить!
     — О чем? Я согласен, надо, но не уверен, что Светлана вполне адекватно оценивает ситуацию.  И не удивлюсь, если тот гад сидит внизу.  Что же, в свитере она сюда приехала?! Сейчас просить будет заявление забрать, домой вернуться — тяжело без пенсии, зубы в холодильник не положишь!
     Кирилл нагло рассматривал женщину, которая стояла словно каменная.  Похоже, он угадал.  Светка боролась с собой, из глаз ее снова смотрел на мир затравленный зверек — и столько боли было в ее мыслях, что невольно сам Кирилл чуть было не попал на удочку. 
     — Свет, я понимаю, — он взял Светкину руку, сжимая ладонь, — тебе как никогда хочется иметь близких, мать, которая тебя родила, чтобы иметь сочувствие, поделиться радостью… Но она не мать тебе, это твой враг.  Ты могла бы ходить в школу, участвовать в олимпиадах, встречаться с одноклассниками.  Все это время за стенами твоей темницы был огромный мир.  И она смотрела на тебя и радовалась, что тебя там нет, что какой-то гад бьет тебя и рвет твои внутренности.  И теперь она пришла просить за него, и чтобы ты снова вернулась туда.  Тебе это надо?! Возможно, если его посадят и накажут ее, разделив их, она быстрее поймет, что все это время не была человеком.  Никакой зверь не позволяет себе такой жестокости с детенышем.  Ты не о ее чувствах должна думать, и не о своих, человека можно спасти только через раскаяние, а его, как видишь, нет.  Слова не отражают сути раскаяния, он в делах, а дела ее таковы, что она будет снова грызть твое горло.  Начатое надо доводить до конца. 
     Кирилл вышел, мимо застывших матери, тети Веры, Мирославы с Олежкой. 
     — Кирилл, я тебя как-то узнаю и не узнаю, — опешила тетя Вера, разглядывая его лицо. 
     Он слабо улыбнулся, пожимая плечами. 
     — Понятно же, что произойдет! Жизнь до поганого предсказуема…
     — А где она будет жить? Что с ней будет? — развела мать руками. 
     — Мам, я думал, ты догадалась.  Поживет у нас в моей комнате, она все равно пустует.  Там, кстати, есть компьютер, учебники, позанимается.  Ей предстоит многому научиться, чтобы сдать вступительные экзамены.  Мы одного поля ягоды, ей самая туда дорога.  Ну как, теть Вер, поможешь? Задом наперед ты думать умеешь.  И не смотрите на меня так! Это не более, чем дружеская поддержка! Миллионы людей сдают комнаты и квартиры, я ж имею право распорядиться своей жилплощадью?! Или нет?! — взглянул он хмуро и строго. 
     — Кир, ты у меня такой мягкотелый, такой пушистый, из тебя веревки можно вить! — развела руками мать.  Она рассмеялась.  — Ты готов весь мир тащить на руках!
     — Да я бы так не сказала, как раз наоборот.  Это он из нас веревки вьет, и не отказать никак!
     — Хорошему человеку отчего бы не помочь?! — бросила Мирослава.  — Чтобы я и Славка без него делали?! Я присмотрю за ней.  Только как она будет подниматься на второй этаж?
     — Своими ногами! Кажется, это уже никем не оспаривается.  Главное, процесс пошел.  А теперь, с вашего разрешения, я ненадолго удалюсь…
     
     Такого удовлетворения Кирилл никогда не испытывал.  Наверное, сбылась его мечта.  И если бы не вмешался кот, он с удовольствием запинал бы Светкиного отчима до смерти.  И почему гаду нельзя причинить такую же боль, какую причинил он сам? Да, сила у него была — и не маленькая.  С одного удара мужик отлетел в грязный снег метра на три, скорчившись пополам. 
     — Кирюша, это недопустимо, всем подлецам рожу не набьешь! — строго укорила его Авдотья Захаровна, которая, не иначе, взяла над ним шефство.  Только теперь Кирилл понял, почему Светку она назвала свей внучкой — она и его считала внуком, как избранного ею наследника. 
     Кирилл тяжело вздохнул.  Раскаяния он не чувствовал — гордость распирала грудь. 
     — Светку нельзя пока… Ей учиться и учиться.  Я не говорю о всей школьной программе, но даже на подготовительных курсах у нее должны быть базовые знания.  Иначе она будет чувствовать себя неуверенно и не сможет себя проявить.  Она привыкла подчиняться, нужно время, чтобы она почувствовала себя человеком. 
     — Что же делать? Мы не можем повесить ее на твою мать. 
     — Завтра последний экзамен, потом месяц практики — и два месяца я проведу дома.  Я мог бы взять над ней шефство.  Повкалываем на огороде, женщинам нужна помощь, полазим по горам, Славке надо запастись материалом на зиму, заодно физически окрепнет, подучу ее обращаться с компьютером, попробуем разобраться с гигиеной и вкусом.  Одеваться она совершенно не умеет. 
     — Полежи десять лет голый, посмотрю на тебя… — проворчала Авдотья Захаровна.  — Травки бы ей попить.  Зелень-то она хорошо, да не наша, не чувствует она человека.  Если бы сами посеяли, — вон, как на тебе прижилась, — она через прищуренный глаз приценилась к нему.  — Так то живая! А в таблетках другая, редкая просыпается — ген не тот! Соберу тебе мешочек.  На-ко, иди, посмотри! — старушка вышла в сени, увешанные травяными вениками, уверенная, что Кирилл идет за нею.  И недовольно остановилась возле пустого места.  На шесте болталась веревочка.  — А то собирайся, поможешь мне.  Индурама Шелковидная тут только в одном месте растет, а раз за нею потопаем, заодно попробуем Исейник Вешенковый отыскать.  Самое для него время. 
     — Может, послезавтра?! — перепугался Кирилл.