Отличали его глубоко посаженные цепкие коричневые глаза, с широкими рыжими бровями над ними, и веснушчатое лицо с хищным крючковатым носом, который с веснушками и его круглолицестью никак не вязался.  Было заметно, что дня три он не брился — щетина придавала ему выражению некоторую диковатость.  Одет он был в черную кожаную куртку на меху, застегнутую на молнии до мохерового зеленого шарфа, в черные теплые брюки и кожаные теплые ботинки, в которые были заправлены концы брючин.  Теплую меховую фуражку он мял в руках, тоже открыто рассматривая и мать, и Кирилла. 
     Блондин-альбинос подошел к матери и протянул руку:
     — Давайте знакомиться, Артур Генрихович Шрахтенберг… Да-да, я немец, — кивнул он головой, заметив ее удивление.  То, что он немец, наверное, можно было и не говорить.  — Строили здесь кирпичный завод, влюбился, женился, остался.  Вот, руковожу… В прошлом глава местной администрации, сейчас руковожу хозяйством.  М-м-м… Акционерное общество, но жизнь наша напрямую от него зависит.  Жить, как везде, не дают, воюем потихоньку, — пожаловался он. 
     Мать чуть замешкалась, но быстро собралась и протянула руку гостю:
     — Анна Владимировна, Ворон… Бывший врач-хирург, заведующая отделением областной больницы, дисквалифицирована по инвалидности… астматик.  Вы извините, просто я…
     — Не буду скрывать, наслышан и репутацию вашу проверил, — сухо и по-деловому перебил ее Артур Генрихович, и сразу смягчился.  — Вы уж извините, что я к вам без приглашения, и вот так сразу… — он как-то виновато улыбнулся, пожимая плечами, добродушно распахнув руки.  — Я как узнал, что к нам врач едет, да еще хирург, сильно обрадовался.  Врача у меня в больнице хорошего нет, девочки молодые, практикантки, приезжают, уезжают… — он с досадой поморщился.  — Пока рожениц до области везем, они у нас еще одного успевают выносить, — пошутил он.  — У кого-то аппендицит, кому-то зуб вырвать, а то, бывает, охотники друг друга постреляют.  Если вы не сможете, то я, конечно, пойму вас, но нам нужна ваша поддержка, ну, хотя бы подсказать диагноз… Хочу предложить вам взять руководство на себя, — он взмахнул белесыми ресницами и почти выкрикнул, округлив глаза: — Ну нет у нас врачей! — всплеснул он руками.  — И как заманить — не знаю! А людям нужна квалифицированная помощь! У нас тут тоже люди! Четыре с половиной часа до больницы везем! А если дорогу перемело?!
     — На той неделе двое скончались, — пожаловался расстроено рыжий, кивнув и прочистив горло легким покашливанием.  — Пока из лесу привезли, пока в область доставили… по дороге.  Несчастный случай.  Еще один от зуба.  Флюс вскочил, и гной до мозга достал. 
     Кирилл заметил, как в матери смешались все ее чувства. 
     — А как я… — она совершенно растерялась, потеряв голос. 
     — Да нет же! — опять всплеснул руками Артур Генрихович.  — Вы можете вести прием, но если тяжело, вы только проверяйте девочек.  Какой диагноз ставят, чего и как. . .  — попросил он.  — Много хозяйственных вопросов накопилось, ох как много, которые решить не могут.  Тут профессионал нужен зубастый и клыкастый.  Я ведь не врач, не знаю, что для больницы нужно.  Привезли с поля бойца раненого, а у девочек бинта не нашлось, а то инсулин забыли заказать, опять человек помер… Наша власть медицину не жалует, — он горько усмехнулся.  — Больница хорошая, есть оборудование, которым даже и не пользуемся, некому, не знаем для чего и как.  К нам ведь и из Захарова то и дело привозят.  Кто ногу вывернул, кто сломал, а тут под лавину попали трое.  Нам захаровские хозяева помогают, поддерживают, деньги выделяют.  Мы хоть с разных областей, но живем тут, как на необитаемом острове.  Вы не пугайтесь, газ есть — труба рядом.  В позапрошлом году скважину пробурили, теперь и нефть своя.  На асфальт или на горючее самое то.  Продукцию с комплекса перерабатываем и продаем в соседнюю область, до них ближе.  Заводик кирпичный, лесом приторговываем, летом выпуск прессованной доски наладили, звероферма, комплекс свиноводческий.  Все как у людей. 
     — А много у вас обслуживает больница? — робко поинтересовалась мать. 
     — С захаровскими, пожалуй, тысяч двадцать будет.  Но специалистов не осталось почти, в город поуезжали, когда настали тяжелые времена.  Это сейчас производство работает, а раньше-то ни работы, ни денег.  Видели, небось, сколько домов пустует.  Вот с тех времен и стоят.  Ну, если вы не хотите… — он расстроился, покачав головой. 
     — Нет, нет… Нет… — испуганный голос матери сорвался на хрипотцу.  — Я согласна… Просто так неожиданно ваше предложение! — она разволновалась.  — Поймите правильно, я думала, никогда не смогу вернуться.  Зачем же убивать себя надеждой? — руки матери мелко дрожали.  Кирилл видел, что ей хотелась закашлять, но она пыталась сдержать кашель, закрыв рот рукой, лицо ее покраснело, вздуваясь жилами. 
     — Вот и славно! Вот и договорились! Ну, тогда… — Артур Генрихович протянул ей носовой платок, сложенный вчетверо. — Он чистый, не побрезгуйте.  И не стесняйтесь, я знаю, что это за болезнь.  Моя жена болела астмой, оттого и переехали сюда.  Поначалу-то тоже в городе устроились.  И вы знаете, прошла астма, — обнадежил он ее.  — Здесь рядом сосновый бор, кедры, горы.  А дом у вас хороший, подправим, перестроим, газ проведем.  В центре и отопление есть, но сюда не тянем, котельная не справляется.  Да и привыкли люди, ставят котлы.  На неделе и займемся, бригада как раз простаивает.  Мы древесину еще не скоро будем отправлять, лед через месяц сойдет, не раньше, мы баржами ее вывозим.