Мудрости никакой.  Необыкновенная субстанция прилипла намертво и валила с ног.  Ощущение, словно все, о чем он мечтал, уже сбылось.  Это был не образ, образ вставал перед внутренним оком узнаваемо, а та энергия, которая входила в него, не имела формы, она просачивалась внутрь и звала за собой без слов, без подсказки, неопределенная и желанная. 
     — В этой области информационного поля открывается матричная память.  Тот, кто кушает нирвану, забывает о земном.  Сердцем человек видит сон, которому не суждено сбыться.  Точно такое же чувство заставило твоего брата отдать все, что у вас было.  Желание идет из подсознания.  Поднимается не образно, но поднимает образы.  Если нащупать его — рай всегда обнимает справа. 
     — А можно это убрать?
     — Попробуй. 
     
     Очень интересная абстрагированная субстанция, не имеющая аналога для сравнения или описания, мешала сосредоточиться.  Кирилл молча наблюдал за нею минут сорок, обнаружив одну странную особенность — тварь без плоти, в виде внедренного инородного поля, не лезла в ум, она пробивала информационное поле и растеклась по телу, как вода, у которой, опять же, не было материального выражения.  Но Кирилл ее чувствовал, и результат не замедлил себя ждать.  Часть энергии потеряла силу, еще оставаясь в теле, но, уже не оказывая давления, оставляя о себе лишь ясное воспоминание.  И словно по волшебству за нею, теперь уже в его информационном поле повылазили люди-тени, точно такие, как те, что вставали позади него в отражении зеркала, или когда он внезапно начинал читать темное облако, окутавшее Мирку.  То, о чем говорили тени, он почти не слышал, но понимал общий смысл сказанного.  Левая часть головы погрузилась в какой-то туман, боль накатывала волнами, отдаваясь в висок. 
     И вдруг все прекратилось, пространство стало чистым — ни боли, ни непрошеных гостей. 
     Наверное, если бы он тех людей встретил на улице, узнал бы их.  Родители накачанной лекарствами маленькой девочки, которая держала в своих руках его матричную память, до последней минуты не верили в ее болезнь, обманывая и себя, и ее.  Накладываясь на боль и наркотическое опьянение, вырезая в подсознании дыры, их руки гладили ее тело, а голоса звали за собой, оставаясь жить внутри пространства, как плоть без плоти. 
     
     — Вот так! Я знал, я чувствовал! Ты потянешь должность! — кот не скрывал своего довольства и гордости за своего подопечного.  — Первое задание исполнил на очень высоком уровне! Обычно к такому результату приходят через пять лет,
     — Должность? — улыбнулся Кирилл, слегка приподнимая бровь.  Он и сам гордился собой, но показывать эту гордость коту не хотелось. 
     — Именно, должность… — промурлыкал кот, умываясь лапой, словно хотел причесться.  — Тяжело хранить сокровища, зная, что можешь помочь миллионам людей стать богатыми.  Очень богатыми! Но если бы за время одного Хранителя вынесли по одной вещи, хранить было бы нечего. 
     — Я что-то недопонял…
     Видел ли кот, как мелькнула на мгновение алчность? Он и сам уловил ее.  И сразу за тем разочарование.  Сокровища, которые нельзя было взять, отнюдь не обрадовали его.  Кот, очевидно, прочитал его мысли.  Он прыгнул на стол, на этот раз, отразившись в зеркале в виде сгустка энергии, почесал нос лапой, в воздухе повисла тяжелая атмосфера порицания. 
     — Нельзя насилием заставить народ увидеть свет, а без света он царство змеево.  Любое подаяние обернется еще большей кровью, которую имеют.  Это сокровища народа, который ушел с земли за многие тысячи и миллионы лет.  Легендарное Семиречье.  Нет, не то, о котором ты думаешь…
     Он махнул хвостом, ударив по столу.  Отражение засияло, зеркало превратилось в экран.  Перед глазами Кирилла поплыла карта. 
     — Здесь! — кот присел, раздраженно скребнув по столу лапой. 
     — Но здесь ничего нет! Тайга! Ее прочесали вдоль и поперек.  Кроме капищ не нашли нечего!
     — А что могло сохраниться в расплавленной магме? — с усмешкой прищурился кот.  — Треть земли обратилась в лаву, разгневанные Боги смешали землю с небесами.  Теоретически, им достаточно лишь пожелать вынуть ось земли, для них это тьфу! — он пренебрежительно уставился на карту, лишь отдаленно напоминающую ту, которую Кирилл помнил. 
     — А доказательства у тебя есть? — недоверчиво рассмеялся он. 
     — Легко! Проведи аналогию между Богами на небе и на Земле, и часть правды выйдет наружу. 
     — Например? — заинтересовался Кирилл. 
     — Мир родился.  Есть Род, он — отец богов, он и мать богов, он — рожден собой и родится вновь.  Род — все боги, и вся поднебесная, он — что было, и то, чему быть предстоит, что родилось и то, что родится. 
     — И-и? — скептический ухмыльнулся Кирилл, снова начиная подозревать, что нет никаких сокровищ, кот водил его за нос, добиваясь, возможно, того же, что и любая нечистая сила —обманом вводил в искушение. 
     — Первая минута жизни… Сварог — четыре головы, чтоб мир осматривать во все стороны, чтоб ничто не укрылось, чтобы все замечать в поднебесной.  Сварог путь Солнцу прокладывает по небесному своду, чтобы кони-дни мчались по небу.  И Серая Утка, порожденная пеной на границе Бездны и Небесного царства.  Плавает в море, как на иглы прядет, на одном месте не сидит, не стоит — все поскакивает и вертится.  Забудь о том, что это сказка, забудь о сравнительных образах, попробуй проанализировать свойство и действо применительно к рождению вселенной. 
     Не дождавшись ответа, кот объяснил сам. 
     — Сознание вселенной существовало до ее рождения вне времени и пространства, как почка, как семя.  Это и был Род — родник всего живого, Ирий-сад.  Это как погребенный заживо человек, который обнаружил, что все еще жив.  И как человек, которой во имя любви к самому себе оставляет прошлое, Род решил изменить Бездну и измениться сам — и восстал на нее.  Долго тужился, прежде чем встал.  Силою любви, не смирившись.  И там где встал, уже была не Бездна, а нечто иное. 
     Так родился Сварог — первый Бог после Рода, сын Его. 
     У Сварога четыре головы — пространство небесной и поднебесной.  Теперь Род мог видеть и снаружи его, и внутри его, и то что снаружи через чрево, и себя со стороны Бездны чрез внутренность ее.  И так появилось нечто могущественное.