Я, что ли, грести буду?. .  Она ж захлебнуться может!. . 
     - Кто? Русалка? – ухитрился я вклиниться.  – Точно! Захлебнётся и утонет, как кирпич!
     
     …Хороший браконьер может изготовиться к своему чёрному делу за тридцать секунд.  Я ни на что не претендую, но через минуту я уже приготовил нож, “кошку”, отвязал и вытолкнул лодку на течение. 
     Опустив “кошку” в воду и вытравив верёвку на достаточную длину, я повернулся к жене:
     - А теперь помолчи, пожалуйста, посиди спокойно и по сторонам посмотри!
     Верёвка в моих руках натянулась, под носом лодки забурлила вода, и я начал медленно, с некоторым трудом, вытягивать “кошку” вместе с пойманной снастью.  Существовала ещё, хотя и небольшая, вероятность, что на снасти болтаются чьи-то бренные останки и какая-нибудь серьёзная рыба.  Такие случаи, говорят, в наших местах не редкость, когда белуга или другая рыбина помогали кому-то не очень осторожному обрести вечный покой в глубинах реки.  Но при таком раскладе я в момент бы бросил всю эту сбрую.  Висеть на чужой снасти, даже в хорошей компании, мне совсем не улыбалось. 
     Жена на вёслах, до этого бубнившая что-то вроде: “Вам, мужикам, лишь бы женщинам рты позатыкать, а сами не способны даже…” - вдруг резко замолчала, и, почти одновременно, я увидел снасть.  Ухватившись за туго натянутую верёвку между крючками, я зыркнул глазами по реке, отцепил “кошку” и посмотрел влево по снасти. 
     Действительно, это была русалка.  И я вполне понимаю свою жену.  В том смысле, что увидев улов снасти, моя половина потеряла дар речи.  Понятно, что жена моя о русалках была наслышана и не раз их видела, но одно дело видеть голову над водой, или плеснувший по поверхности хвост и совсем другое – русалка во всём её великолепии. 
     К слову – русалка была не из самых крупных, хотя и не мелкая.  Метра два от макушки до кончика хвоста.  Роскошные волосы, симпатичное личико, искажённое от боли, чуток отдающее лягушачьей мордашкой, ну и, ясен пень, “высокий интеллект и широкий кругозор”.  “Кругозор”, в смысле – бёдра, плавно переходили в мощный хвост и, как и хвост, были покрыты крупной золотистой чешуёй.  Типичная волжская русалка!
     Влетела эта красавица плотно! Аж на пять крючков, что не удивительно, так как снасть была заправлена на совесть – крючки острые, цепкие, как щучьи зубы.  Хвостом к нам, головой в сторону берега, русалка тряслась крупной дрожью и уже не делала никаких попыток освободиться от снасти. 
     Вот тут-то, надо сказать, очень вовремя, я и припомнил, что сам знал и что рассказывал мне дядя Олег о повадках наших местных русалок и их привычках.  В частности стало ясно, почему русалка не смогла сама крючки отцепить - дядя Олег говорил, что они железа как огня боятся.  Особенно – кованого.  Следующее откровение дяди Олега, которое выдала память, заставило меня нарушить молчание, едва русалка приподняла над водой голову и посмотрела на меня:
     - Молчи! – приказным тоном сказал я.  – Будешь молчать – я тебя освобожу! Договорились?
     Русалка утвердительно кивнула, и я начал медленно, стараясь зря не дёргать снасть, подтягиваться к её хвосту. 
     - Ага! – оживилась моя жена.  – Вам, мужикам, лишь бы глотку женщине заткнуть! Уже до русалок добрались! – и тут же, без особой связи с предыдущими своими словами, выдала обвинительное заключение: – Так вот чем вы здесь с Беловым всё лето занимались! А я смотрю – ему тут как мёдом намазано!
     Я чуть нож в воду не уронил.  Надо же! Какой лихой поворот мысли!
     - Ты громче ори! А то ещё не все вкуровцы нас слышали.  И, между прочим, мы чужую снасть потрошим! Держись за верёвку обеими руками и терпи. 
     Последнее я сказал уже русалке. 
     Перерезав поводок крючка, который вонзился в репицу русалочьего хвоста, я осторожно извлёк крючок.  Не знаю, какая там кровь у русалок – тёплая или холодная, но она, определённо, красная.  Когда я подобрался ко второму крюку, моя прекрасная половина спросила нейтральным тоном:
     - Ну и как часто вы здесь к русалкам шастали?
     - “Меня царицы шаблазняли!. . ” – попытался я отшутиться, подражая Яковлеву, но бросил это дело на полпути.  – Знаешь что? Я уже начинаю жалеть, что не оторвался здесь по полной программе ещё разок! Здоровье пожалел…
     - Ну, вот ты и раскрылся! – торжествующе воскликнула жена.  – И зря ты на здоровье ссылаешься! Тебя бы здесь на всех хватило!
     Я вытащил из хвоста русалки второй крюк и принялся подтягиваться к следующему.  Сомневаюсь, что мои манипуляции доставляли русалке большое удовольствие, но она переносила их молча и даже дрожать перестала. 
     - Чем они хороши, русалки, - раздражённо заявил я, – так это тем, что от природы молчаливые, а если уж ещё и молчать пообещают, то вообще – могила.  И то хорошо! Любая русалка любого мужика голосом своим сладким заговорит, чарами опутает и у любой бабы уведёт.  Да что там голосом! Они, говорят, и взглядом заворожить могут!
     Рассуждая, таким образом, я, с возможной осторожностью, освобождал русалку от крючков и, наконец, удалил последний.  Теперь она, как и я, просто держалась за верёвку снасти руками.  Не знаю уж, как у русалки, а у меня от холодной воды руки замёрзли до немоты и лёгких судорог. 
     - Ну, чего ты? Плыви! – подбодрил я её. 
     Русалка чуть улыбнулась, и её глаза сверкнули чистым изумрудным цветом.  Как уж у неё так получилось, ума не приложу! Может, закатное солнце в глазах отразилось? Но как бы там ни было, а сделала она это зря. 
     - Ты чего на чужих мужей глазками сверкаешь?! Я те сейчас так сверкну!. .  – активизировалась моя супруга и перехватила поудобнее весло.  – Глазёнки-то к воде опусти и плыви подобру-поздорову! А то – не ровён час…
     Русалка глубоко вздохнула, выпустила из рук верёвку и без всплеска погрузилась в воду. 
     - Что ж она тебе даже спасибо не сказала? – растерянно, с раскаянием в голосе спросила меня жена.  – Может, она немая? Странная какая-то…
     Между нами, высунувшись из-под воды, легла на борт лодки тонкая, бледно-зелёная рука и тут же вновь скрылась под водой, оставив на бортовой доске три крупных золотистых чешуи.  Отпустив снасть, я осторожно убрал эти чешуйки в пустую коробочку от блёсны, встал в лодке и крикнул вниз по течению:
     - Мы квиты!
     Ответом мне был переливчатый смех русалки. 
     Ну, а на вполне резонный вопрос жены: "Что это?" - я ответил:
     - Чешуя русалки.  Дома расскажу.  И давай, греби! Нас течение сносит. 
     Жена взялась за вёсла и вдруг снова положила их вдоль бортов. 
     - Подожди! Слышишь?
     Над притихшей рекой разливалась песня.  Услышав первые звуки пения русалки, я, не медля, выбросил за борт носовой якорь. 
     - Тихо, ты! – сердито отозвалась на шум моя жена, но в данном конкретном случае её раздражение для меня ничего не значило: якорь при таком раскладе должен быть на дне и надёжно удерживать лодку.  А то, действительно, придётся с самого взморья выгребать…
     Должен признаться, что, как это ни странно, но песни русалок ни на меня, ни на дядю Олега особо сильного действия не оказывали.  Ну не желал я, слушая их песни, ни в воду лезть, топиться, ни танцевать с русалками голяком на берегу.  Хотя, дядя Олег и утверждал, что в танцах этих есть какая-то особая прелесть.  Ну, ему ли не знать этих дел!
     Песню русалки мы с женой слушали до тех пор, пока от неё не осталось только журчание воды за бортом…
     
     …При всех недостатках моей супружницы, даже помноженных на мои заскоки, присутствуют в ней кое-какие отдельные положительные черты и привычки, весьма весомые.  В частности она свято блюдёт Второе правило Бабы-Яги.  Это из: “…Накорми, напои, в баньке выпари, спать уложи, а потом и…” Баньки, правда, в этот день у нас не намечалось, да и сна жена дожидаться не стала.