***
     
     
     Вовка ненавидел новогодние праздники. 
     Вкупе с праздниками он ненавидел зимние каникулы и зиму вообще. 
     Поэтому от первого до последнего снега Вовка целенаправленно болел простудами.  Опыт у него был огромный: хоть пособие пиши.  Ледяной душ, замороженный компот и стояние босиком на балконе вызывали поначалу обратный эффект, закаливая организм, но Вовка не сдавался.  А организм сдался.  Вовку поставили на диспансерный учёт с хроническим тонзиллитом, и он сидел дома практически всю зиму. 
     А всё из-за Нового года — и дурацкой петарды, которая оторвала ему мизинец ещё в семь лет.  Кому-то, может, и пустяк, но Вовка так не считал, уговорить себя не сумел и страдал ужасно.  Зато скрывать страдания научился отлично.  Даже бравировал уродством, а в деревне у бабушки скромно рассказал пацанам страшную историю про бандитов.  Пацаны обзавидовались, но Вовку это вовсе не радовало. 
     Когда Вовке исполнилось шестнадцать, в его классе появилась Ирочка. 
     Сказочная девочка; парни просто проходу ей не давали.  Вовка, отлично понимавший, что уроду не светит, даже подружиться не пытался.  Ирочка, девица разумная, выбрав длинноволосого Игорька из параллельного, больше ни на кого не смотрела.  Оценив её выбор (вполне достойный) Вовка постригся под «ёжик» и влюбился в Ирочку насмерть. 
     Известно, что любовь лишает сна, аппетита и разума.  Лишила и Вовку: в декабре, валяясь дома с очередной простудой, он добыл из кладовки древний фильмоскоп и ночи напролёт пялился на плёнку, заснятую на школьной дискотеке.  Фотогеничная Ирочка улыбалась с повешенной на стену простыни, Вовка давился мёдом, шмыгал носом и первый раз за школьные годы мечтал выздороветь. 
     На третью ночь он швырнул в стенку банкой с мёдом, уставился на искалеченную руку и зашептал бабушкину молитву.  Переделанную.  Обращался не к богу, а к отсутствующему мизинцу, и говорил долго.  «Миленький мой мизинчик» там было, «всю жизнь мне, сволочь такая, сломал», а под конец — «появись, гад паршивый!».  Раз двадцать подряд. 
     Любовь — великая сила! Да и слова надо выбирать, когда желаешь. 
     Вовка не сразу заметил, что в комнате больше не один.  Бормотал себе, всхлипывая, а гость, примостившийся на фильмоскопе, качал ножкой и слушал.  Потом гостю надоело. 
     — Здесь я уже, — сказал он и спрыгнул на подлокотник Вовкиного кресла. 
     — Я же без тебя не могу! — убедительно сообщил Вовка в пространство и заткнулся. 
     — Так вот он я!
     Гость развёл ручками и захихикал. 
     Нервный срыв. 
     Замученный любовью и температурой, Вовка вознамерился потерять сознание, но тут в ладонь словно гвоздь вогнали.  Вовка издал сиплый звук и вжался в спинку кресла. 
     — Не бойся… — ласково сказал вернувшийся мизинец.  — Я теперь никуда не денусь. 
     На палец он совсем не походил — только что размером.  Гномик.  В колпачке и камзольчике, как положено.  Только гадкий очень.  Нос на пол-личика, зубки-клычки, глазки-буравчики.  Невероятная пакость.  Не гномик — монстрик из мультика…
     — А ты… а ты почему такой? — выговорил Вовка.  — Это я сплю, да?. .  Тьфу ты! — сказал он с облегчением и закрыл глаза. 
     — Володенька! — позвал палец.  — Во-ова! Ты подожди… Ты меня сначала накорми да спать уложи, а потом уж сам…
     Всё.  Клиника. 
     — Мёда хочешь? — печально спросил Вовка. 
     Мёд уляпал всю простыню.  Только Ирочкино лицо осталось чистым.  Аж светилось, такое это было лицо. 
     — Я, Володенька, твой мизинчик, — сказал палец.  — Мизинчики мёд не едят.  Мне кровь нужна, Володенька.  Для нормальной жизнедеятельности и исполнения желаний.  Дай мне ручку, родной мой. 
     Логично, подумал Вовка, протягивая гадкому сновидению ладонь.  Действительно, какой там мёд!
     — Слушай! — сказал он, разглядывая гостя.  — А почему ты такой… странный-то такой! Ой!. .  Чего-то на палец и не похож совсем! Эй, ты поаккуратней там! Больно же!. .  Гном ты, а не палец…
     — Так сгнил я давно, — пояснил палец.  — А тебе неймётся, Володенька! «Где мой пальчик, где мой гад паршивый»! Эх, Вова, Вова…
     И зачавкал, заурчал, как дворовый кот над добытой рыбёшкой.  Но не больно почти.  Совсем почти и не больно… Точно сон, подумал Вовка, но отвернулся.  Противно, на самом деле.