Ирочка, голая, привязанная за руки к изголовью огромной кровати, не шевелилась и выглядела совершенно здоровой.  Не то что наяву.  Глаза только зажмурены, да скулит тихонько.  Как щенок, подумал Вовка, кидаясь к ней.  Как щенок, забившийся со страху под ступеньки подъезда…
     — Ир?! Ира! Ирочка!!!
     — Ш-ш-ш… — сказал за спиной палец, и Вовка обернулся.  — Она тебя не видит и не слышит.  А ты себя увидишь, Володенька. 
     Палец был здесь совсем не гном — гоблин.  Почти Вовкиного роста, и глаза у него светились.  Вовка ойкнул и отступил. 
     — Не бойся, — ласково сказал палец и взял Вовку за шиворот.  — Я тебя тут кусать не буду — сдохнешь ведь.  Ты, родной, порнушку любишь? Ведь любишь, Вовонька? Вот и посмотри…
     Палец запихнул Вовку в кресло и дунул ему на ноги.  Приклеил намертво, но долго смотреть Вовка всё равно не смог.  Орал и бился, зажмурившись, и Ирочка орала тоже, а второй Вовка… другой Вовка… и те, что были с ним…
     — Отпусти! Отпусти меня! Я тебя накормлю! Пальчик, миленький, хороший, отпустииии!!! Гад! Гад паршивый! Пусти меня, сволочь!
     — Ну хватит, — сказал палец, и они остались в комнате втроём. 
     — Она же умрёт, — тоскливо сказал Вовка.  — Она же так умрёт…
     — И славненько, — кивнул палец.  — Смерть — это вечный сон, Володенька… Нежный ты какой.  А я думал, тебе понравится.  Вас, людишек, не разберёшь… Хотел тебе сделку предложить: ты мне родителей кушать позволишь, а я тебе за это — каждую ночь в Иркины сны шастать.  А ты, поганец…
     — Отпусти её, — попросил Вовка.  — Отпусти, ну пожалуйста…
     — Сам просил, — напомнил палец.  — Сам меня звал…
     — Не буду я тебя кормить! Сдохни, сволочь!
     — Это, Вовонька, теперь вряд ли.  Найду я себе еду, не надейся… А отпустить — отпущу.  Чего ж не отпустить… Только скучно мне в одного будет.  Привык я к вам.  Так что, Вова, выбирай: или её пальчики заберу — все до единого, или твои.  Чего молчишь-то, Володенька? Думаешь? Ну посиди, подумай…
     И тогда Вовка завыл.  А Ирочка молчала и не открывала глаз.  Она знала, что ей дали отдохнуть.  Даже из комнаты ушли. 
     Только гоблин остался сидеть в своём кресле.  Гоблина она чуяла: тот же запах, что от истёртого бархата. 
     Сгнивший жасмин. .