Наступила пауза.  Босс поднялся, открыл дверь кабинета, затем резко повернулся к полковнику:
     - Знаешь, что я тебе скажу, эрудит, - Пушкина надо читать!
     Он шагнул в коридор, дверь с грохотом захлопнулась за ним. 
     
     Небольшое отступление (несколько слов от автора)
     
     Псина действительно был эрудитом, Босс не ошибся.  Но никто не сказал, что Александр раньше пописывал любовные истории в духе русского романтизма ХIХ века.  Он еще был далек от кровожадных сентенций Фрейда, но в его подсознании уже работала дьявольская жажда садистского начала. 
     Уважаемый читатель, вот один из юношеских рассказов Александра, который был опубликован в 1965 году в Израиле, в каком-то респектабельном журнале:
     
     Девчонки
     
     Послесловие:
     Прошло несколько дней после того, как похоронили первую любовь Александра (это было зимой); несчастному влюбленному становилось все хуже и хуже.  «Она там, она там!» Читатель может подумать, что Псина имел в виду мертвую женщину, лежащую под мерзлой кладбищенской землей.  Нет, мой драгоценный мечтатель, Александр думал о стамеске, которую, по неизвестной причине, не вынули из тела умершей.  Вскоре соседи, почуяв неладное, взломали дверь квартиры Псины.  Нашли они его в туалете, труп болтался на цепочке сливного бачка, высунув багрово-синий язык, вены на его руках были порезаны бритвой, а на клочке бумаги красовалась надпись, сделанная кровью: «Любимая, ты ведь тоже была Девочкой!»
     
     Глава IV
     
     Ночные новости
     
     - Все путем, ребята, - говорил Босс по телевизору, - на сегодня у нас не такие уж интересные новости.  Ну, разве что в 3-й Гор.  больнице один психически неполноценный реаниматор ввел религиозной маньячке, которая поступила в коматозном состоянии, смертельную дозу теампентала, ну, а затем, повышибав стекла больничной палаты, перерезал себе сонную артерию и выбросился из окна, - Босс улыбнулся, - видимо, наших дорогих врачей только этому и учат в медицинском институте.  Что еще? Ограблено несколько коммерческих ларьков, с жертвами, разумеется.  Причем, преступник действовал весьма необдуманно: зарубив топором продавцов в пяти ларьках, в шестом сделав то же самое, он неизвестно почему отведал спирта «Рояль», от которого и отошел в более спокойный мир, так что, ребята, не употребляйте.  А на десерт расскажу вам случай, который, признаюсь, меня позабавил: один отец-придурок изнасиловал свою трехлетнюю дочурку, просверлил ее череп электродрелью, а сам засунул свою башку в газовую духовку, предварительно отрезав себе язык ножницами.  Потом он открыл конфорки, но газ не убил этого веселого гражданина, слесари-сантехники в этот момент отключили подачу газа, неизвестно зачем и по каким причинам.  Да, в нашей поганой стране человек даже умереть спокойно не может.  И последнее.  Про нашего популярного маньяка Мэри ничего пока не слышно, одно утешительно - убивает-то он одних старух.  Так что приятных вам сновидений и всего наилучшего. 
     
     Небольшое приложение к криминальным новостям
     
     Утром на следующий день в уже известном читателю морге кафедры судебной медицины произошло с точки зрения медэтики не совсем благопристойное событие.  Студентки четвертого курса, выбрав удобный момент, сорвали простыню с трупа Юрия Гусакова.  Табличка с надписью: «НЕ ТРОГАТЬ, ОСМОТР ВОСПРЕЩЕН» отлетела в сторону.  Мужчины-медики, то есть студенты и лаборанты, отпрянули в сторону, когда увидели, как у пяти студенток в руках вспыхнули в люминесцентном свете длинные прозекторские ножи.  Наступила тишина.  Студентки, обезумев, трогали, щупали огромный член покойника, при этом глаза их горели, как у гарпий, тела неестественно дрожали и изгибались, как будто через них пропускали электричество. 
     - Мой!
     - Нет, сучка, мой! - раздались их надрывистые и охрипшие от возбуждения голоса. 
     - Ребята, не подходите, они сошли с ума, – крикнул патологоанатом медработникам мужского пола. 
     - О, боже, какой красавчик, - просипела одна из студенток. 
     - Не про твою честь, дырка! - рявкнула ей в лицо другая, - если ты не прекратишь мацать своими погаными руками мою алмазную мечту . . .  - ее фраза оборвалась, прозекторский нож обиженной девушки, сверкнув подобно белой молнии, по самую рукоятку вошел в глаз грубиянки.  Студентка рухнула на секционный стол, успев в конвульсиях схватить член трупа. 
     - Боже, боже мой, они же перережут друг друга, - завопил патологоанатом.  Лицо его было искажено ужасом, слова его гулом прокатились по моргу, ударяясь о его сводчатые стены.  Девушки бросились друг на друга, их ножи, описывая сверкающие зигзаги, кромсали направо и налево, опускались со свистом, вонзаясь в плоть.  Соперница убивала соперницу.  Через несколько секунд побоище прекратилось так же мгновенно, как и началось.  Посреди вязкого озера крови, цепко сжимая в руке нож, захлебываясь дьявольским хохотом и пошатываясь из стороны в сторону, осталась одна, хрупкая, но, по-видимому, самая ловкая студентка. 
     В морг ворвался завкафедрой патанатомии: «Чего стоите? Вызывайте психбригаду, милицию!» Он стал медленно приближаться к сумасшедшей женщине, бледные губы его дрожали. 
     - Анжела, Анжелочка, все нормально, прошу тебя, выкинь это из рук.  Нож, положи его.  Я т-тебе пятерку по анатомии поставлю. 
     - Эх ты, козел, - сказала невменяемая девушка. 
     Она сделала бросок вперед, пальцы ее, подобно стальным пружинам, схватили за волосы тщедушного декана так, что у того хрустнули шейные позвонки. 
     - Пей, мразь вонючая, - и она рывком окунула его голову в ванну с формалином. 
     Никто даже не двинулся с места.  Время шло.  Нож студентки в ее руке воинственно подрагивал.  Ноги и все тело жертвенного агнца, наполовину погруженное в формалин, дергалось в предсмертных судорогах в такт ножу.  Наконец, выпустив последние пузыри воздуха, тело обмякло и само по себе сползло в ванну. 
     - Вот тебе клятва Гиппократа! - торжественно рявкнула Анжела. 
     Труп Юрия Гусакова валялся на полу, забрызганный кровью студенток. 
     Анжела подошла к нему и рухнула на колени: «Мой! Теперь навеки мой», - она нежно поцеловала огромную головку члена, оставляя на ней свою алую, как огонь и как любовь, губную помаду.  И, отчаянно завизжав, пронзила себе сердце прозекторским ножом…
     
     Тем не менее, уж не все было столь мрачно в городе Саратове: жизнь покамест текла своим чередом.  К слову будет сказано, полную индифферентность к кровожадным зигзагам судьбы проявляла некая Наталья Германовна Врубель, хотя и работала Наташенька ни кем иным, как главным редактором газеты «Саратов». 
      Бог наделил Наталью Германовну весьма щедро.  Несмотря на незначительные анатомические диспропорции (длинная талия, заканчивающаяся слишком уж круглой гогеновской задницей и коротенькими пухлыми ножками, а также здоровенная голова, покачивающаяся на лебединой шее), глаза у Наташи были прекрасны, как у породистой кобылы.  Голос же был низким и крайне неприятным.  Про себя она рассказывала всем одно и тоже: «Мужчины теряют от меня сознание; стоит мне пройтись по улице, из каждой машины, иномарки, я слышу только одно:
      - Дэвушка, хочэшь мыллион долларов? Вот баксы, всего двадцать мынут, ну?!
     Но я прохожу мимо, отвечая им следующее: «Дебилы, засуньте себе в жопу ваши зеленые!»
      На самом же деле жизнь у Натальи Врубель была крайне прозаичной. 
      1) Ни один мужчина, даже плюгавый, не мог вынести ее пристального, тяжелого, как камень самоубийцы, взгляда. 
      2) Другие, кто смог преодолеть барьер ее очей, оказывались в полной растерянности и … зажимали носы, поскольку от Наташи несколько смердело.  Муж (а у нее он когда-то был) постоянно твердил ей: «Честное слово, дорогая! Даже когда я вхожу в подъезд нашего дома, мне кажется, что в каждой квартире лежит по разложившемуся трупу.  Господи, неужели так трудно мыться почаще!» - Так восклицал муж.  «Я моюсь, дебил!» - отвечала Наташа.  «Может быть, тебя свести к врачу?» - «Я вполне здорова, дебил!»- отвечала Наташа.  Через несколько дней Наташиному мужу стало дышать значительно легче, поскольку он удавился.  «Ни фика себе! - сказала Наташа, - какие мы чувствительные!» - она разглядывала добродушное с вывалившимся языком лицо супруга. 
      Вообще, за Натальей Германовной сызмалетства закрепилась дурная слава.