Да и куда ему идти? Дима не знал этих мест. 
     - Дима, - послышался знакомый голос, идущий от грузовика.  Услышав его, он весь встрепенулся.  Ведь он изучил все интонации этого голоса, все оттенки.  Этого не может быть, подумал он.  Ведь водитель говорил…
     Задрожав, Дима обернулся к фуре, и увидел Машу. 
     
     ***
     
     Могильщик и Лавочник прошли на склад.  Дверь за ними захлопнулась с металлическим лязгом. 
     - Отойди чуть, - сказал продавец водителю.  – Я свет включу… Так… - он пошарил рукой, наконец нащупал выключатель, и склад озарился тусклым белым светом. 
     Толстяк огляделся вокруг и ухмыльнулся.  Он еще не бывал в логове Лавочника.  Склад представлял собой крытое помещение, дальняя стена которого была плохо видна не из-за его длины, а, скорее, из-за того, что здесь было множество всяких вещей.  Водитель оглядывал все вокруг.  Существо, прикинувшееся продавцом, нервно оглядывалось, облизывало раздвоенным языком пересохшие губы.  Могильщик лишь плечами пожимал.  Ему ничего не нужно было из всего этого добра.  Кроме еды, разумеется.  Но он не упускал возможности потрепать нервы жадному продавцу. 
     - А это что? – спросил он, кивнув на книгу, лежавшую на столе.  Та была обита кожей.  Гравированный лист железа на лицевой части изображал голову какого-то существа со змеиной кожей и раздвоенным языком.  Труд назывался «Искусство слова».  Могильщик уже было собрался открыть книгу, но ее вырвали у него из рук. 
     Он поднял глаза.  Лавочник стоял рядом и тяжело дышал.  Скорее всего, от плохо скрываемого гнева. 
     - Это, - сказал он, - собрание сочинений одного моего знакомого. 
     - И что из этого?
     - Некоторые слова очень опасны. 
     - И что? – ухмыльнулся толстяк.  – Да я читать-то почти не умею.  Только дорожные знаки, и все. 
     Продавец вздохнул, посмотрел еще раз в глаза Могильщику, покачал головой, отвернулся, и они пошли дальше. 
     Все здесь было свалено в кучу.  Видно было, что об оставленных вещах не очень заботились, предпочитая вообще не трогать, чтобы не навлечь на себя гнев их владельцев.  К углу, недалеко от двери, было приставлено копье с расписным древком, украшенное цветными перьями.  Рядом стоял всякий хлам: мужской манекен, чучело кабана со стеклянными глазами и желтыми загнутыми клыками, статуя ангела, полый мраморный бюст с дырами вместо глаз, изображавший какого-то человека с жестоким и властным лицом.  На шею манекена и клыки кабана были навешаны разные амулеты, ожерелья из раковин, перламутровые бусы.  Над ними висели разные картины и фотографии, изображающие в основном жизни больших городов и заводские пейзажи.  Сундуки, дорожные палатки, автомобильные покрышки, шкафы с книгами и стопки газет образовывали проход.  По нему и направился продавец, уходя куда-то в дальний конец склада.  Толстяк проследовал за ним.  Они вышли к рядам больших холодильников, которые обычно стоят в магазинах.  Там лежала разная мертвая живность.  Трупики птиц – дятлов, грачей, дроздов – были навалены небольшой горкой.  Взрослый волк с волчатами занимал весь соседний холодильник. 
     - Выбирай, - кивнул Лавочник.  – А я пойду пока, покопаюсь тут.  Так что выбирай.  И не жадничай, - сказал Лавочник, обернувшись перед тем, как выйти.  – Не забудь, что мне здесь тоже надо питаться чем-то. 
     
     Дима обернулся и обомлел.  Он никак не был готов к тому, что увидит. 
     Какая-то часть его, которую он заглушал, как мог, уже сознавала, что девушку никогда не вернуть.  Другая половина сознания спорила с первой, говоря, что он пока еще не видел трупа, поэтому, рано еще что-то утверждать.  И, вместе с тем, он не желал свидетельств смерти Маши, потому что тогда боль и сумасшествие обрушились бы на него со страшной силой. 
     Однако… сейчас он даже не мог подобрать слов.  Увиденное больше говорило о том, что он сошел с ума.  Однако внутренний голос подсказывал ему, что все происходит на самом деле.  Впервые за несколько последних часов он перестал спорить сам с собой. 
     Над красной громадиной фуры витали живые огни.  И каждый из них имел человеческое лицо, окруженное золотистым нимбом.  Один из них, самый большой, парил в паре метров от него.  С центра этого сгустка энергии, не поддерживаемого ничем, на него смотрело печальное лицо Маши. 
     - Дима, - скорее почувствовал, чем услышал он.  Голос любимой был едва слышным шепотом, пробивавшимся сквозь его мятущиеся мысли.  Юноша присмотрелся и увидел тонкую золотую нить, которая тянулась от Маши к нему. 
     - Что произошло? – спросил он.  – Он убил тебя, да?
     - Да, - ответила Маша.  – Убил так же, как многих до этого.