Первое – что происходит?
     Второе – как такое возможно?
     Не думаю, впрочем, что очередность этих вопросов играла какую-то роль. 
     Жертва мушиного произвола пошевелилась.  Платонов стоял на месте, как вкопанный, и, не отрываясь, смотрел в жуткий угол. 
     Человек разлепил изуродованные губы и прохрипел:
     - Помоги. 
     За время, что бомж произносил единственное слово, грязное окровавленное лицо поменяло свое выражение два или три раза.  По крайней мере, так показалось Платонову. 
     При мысли же о том, что ему, возможно, придется приблизиться к этому существу и – о, ужас! – коснуться его, Сеню словно кипятком обдало.  Пищевод вновь сдавили скользкие когтистые пальцы рвотного спазма.  Но Арсений и в этот раз удержался от того, чтобы блевануть. 
     - Помоги, - повторил человек и протянул навстречу Платонову покрытую язвами, струпьями и царапинами руку, на нескольких пальцах которой не хватало ногтей. 
     И тут на Сеню дохнуло вовсе уж запредельным ужасом.  Если до сего момента он думал, что наблюдает всего лишь чрезвычайно редкое явление, то теперь окончательно понял, - его глаза видят нечто абсолютно невозможное. 
     Запястье бомжа пересекал глубокий разрез с бледно-розовыми краями.  Оттуда, из раны, которая должна была доставлять бродяге немыслимые страдания, тянулась вниз и исчезала в глубине вонючей кучи длинная толстая белая лента.  Она шевелилась. 
     Волосы на голове Платонова встали дыбом.  Он помнил школьные уроки биологии и сразу опознал эти похожие на лагман широкие сочленения.  Правда, Сеня ни в жизнь не стал бы есть такой «лагман». 
     То был ленточный червь. 
     И если в то, что израненный и обессиленный человек мог превратиться в живую закуску для стаи голодных мух и их личинок, еще можно было поверить, то увиденное сейчас выходило за пределы понимания.  А спустя еще мгновение Сеня приметил целый ряд важных деталей, которым прежде не придал надлежащего значения.  Движущиеся черные точки, время от времени мелькавшие в космах бродяги, - вши.  Бордовые бугорки на лице и шее, которые Сеня посчитал бородавками, оказались десятками впившихся в кожу клещей.  Было и еще кое-что…
     Едва заметное движение под кожей, из-за которого и чудилось, что выражение лица бродяги все время меняется.  Платонов понял причину этого движения.  То были гнуснейшие из населяющих Землю созданий.  Нематоды.  Подотряд трихины.  Крупные плотоядные глисты. 
     - Помоги, - в третий раз прошептал человек, и Сеня заметил, что во рту у него шевелится что-то, кроме языка.  Лежавший в мусоре человек гнил заживо и кишел паразитами, как центр Сан-Франциско – педерастами!
     Тут уж Платонов не выдержал, согнулся пополам и выплеснул себе под ноги полупереваренную и разбавленную пивом кулинарную фантазию из «Европейского кафе».  Вытерев рот, он тихо сказал:
     - Господи. 
     Жужжание мух вдруг смолкло.  Насекомые, словно по команде, сели на бродягу, облепив его лицо так, что оно почернело и стало похожим на морду космического пришельца из малобюджетного фильма ужасов.  Видны остались только глаза, и в них застыл неимоверный ужас.  Если бы несчастный попытался сейчас заговорить, мухи непременно набились бы ему в рот, где и так уже кто-то обосновался.  Поэтому бомж молчал.  Молчал и Сеня.  Тишину нарушала единственная муха, оставшаяся в воздухе.  Некоторое время она продолжала кружить над бродягой.  Потом – начала приближаться к Платонову. 
     Арсений замахал руками, пытаясь ее отогнать.  При мысли о том, что сейчас на него сядет насекомое, лапки которого прикасались к этому, Платонова охватил страх, возведенный в бесконечную степень.  Он развернулся и побежал прочь из жуткого места, что-то нечленораздельно вопя.  А вдогонку ему неслись тошнотворные хлюпающе-чавкающие звуки – как если бы фаршированный мерзкими гадами бомж пытался подняться, опираясь руками на кучи зловонной гнили.  Или – эта страшная мысль подло плясала на периферии сознания – как если бы паразиты всем скопом полезли наружу, разрывая источенные ими же ткани своего носителя. 
     
     Слушая рассказ Платонова и детально представляя себе происходившее в том тупике, я не раз содрогнулся.  Представляю, каково же было самому Арсению.  Услышанное не укладывалось в голове, но в правдивости его слов я не сомневался. 
     Однако, состояние, в котором Платонов явился ко мне, было вызвано вовсе не тем, что он видел неделю назад.  Мрачная история получила продолжение.  Происходившее с Сеней впоследствии было куда страшнее, чем встреча с зараженным бродягой в подворотне. 
     - Я видел Ад, - убежденно заявил Платонов, приступая к этой части своего рассказа.  – И Ад последовал за мной, - к этому времени он допивал уже третью бутылку, а стоявшая перед ним пепельница была полна до краев. 
     Он поехал домой сразу же, как покинул проклятый двор.  Перед глазами сначала стояло облепленное мухами лицо бродяги, его усеянная клещами грязная шея и пронзенная ленточным червем трясущаяся рука.  Потом воображение стало рисовать еще более гнусные образы, навеянные, должно быть, рисунками на стене.  Чудовищные деформации и трансформации, невероятные сцены половых сношений, противные оку картины богомерзких ритуалов… Сеня с трудом смог избавиться от калечащих психику навязчивых видений – для этого ему пришлось применить все известные психологические методики для снятия стресса.  Вынырнув из пучины собственных мыслей, Сеня обнаружил себя сидящим на заднем сидении едущего по центру такси.  Водитель – широкоплечий усатый мужик неопределенного возраста – был неразговорчив.  Хотя, возможно, он просто плохо знал русский язык, - на мысль об этом наводила казавшаяся бесконечной кавказская мелодия, лившаяся из динамиков стереосистемы.  Она была весьма однообразной, и Платонов в конце концов попросил шофера выключить музыку, поставить другую, или просто сделать потише.  Таксист, которому переливчатые трели дудука , видимо, и самому поднадоели, выбрал первый вариант.  Толстый палец коснулся кнопки.  Музыка стихла. 
     И Сеня услышал жужжание. 
     Это было как удар молотом по голове.  Муха – та самая проклятая муха, от которой он убегал, каким-то образом тоже очутилась в машине.  Источник звука перемещался по салону, и Сеня завертел головой, пытаясь поймать взглядом само насекомое.  Не сумел.