Наверное, их одежды можно назвать праздничными – чистые суконные рубахи и штаны у мужчин, длинные платья у женщин.  На ногах плетенная из бересты обувь.  Взгляды исподлобья, но не сказать, чтобы неприязненные.  Скорее, удивленно-испуганные. 
     - Мы точно не лишние? – озираясь, спросила Свельса.  – У меня ощущение, как будто в чужую спальню заглянули. 
     - Так пригласили, - подмигнула ей шивера.  – И, знаешь, подсматривать тоже очень интересно.  Поверь…
     - Проходите, добрые путники! – услышали они голос Антония. 
     Преподобный стоял перед той частью самолета, которая использовалась в качестве храма.  Сегодня он нарядился в белоснежную мантию до пят, расшитую красными и желтыми нитями.  Орнамент из переплетающихся ломаных линей затрагивал широкие рукава, пояс и плотно обхватывающий горло воротник.  На спине и груди золотом сияли кресты с расходящимися во все стороны лучами.  На голове красовался высокий колпак, в основании обмотанный чем-то вроде полотенца.  В руках он держал посох: длинный, резной, с маленьким крестиком на оголовье. 
     По правую руку преподобного стоял Михаил.  Он тоже сменил одежду: светло-серая, без узоров, мантия, серый колпак. 
     Путь от храма до настила был усыпан травами и зернами. 
     - Все в сборе! – Михаил поднял руки к небу.  – Господь благоволит нам, ибо смотрит незамутненными очами на рабов своих.  Внемлите же гласу Божьему! Услышьте плач его по детям своим, ибо запутались они в грехах своих.  Мы, избранные перстом его, должны хранить оставленные нам заветы, почитать их, следовать им.  Ибо сказано: нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы. 
     Замолчав, он перекрестился.  Внимавшие ему жители последовали примеру. 
     Преподобный Антоний ступал чинно.  Перед ним склонялись, он же изредка кивал в ответ.  Вскоре все жители стояли на коленях.  Все, кроме двоих, запертых в железной клетке.  Они, напротив, поднялись на ноги.  Затравленные взгляды скользили по согнутым спинам. 
     Антоний остановился рядом с клеткой.  Запертые в ней отшатнулись, словно их обожгло пламенем. 
     - Братья и сестры! – громогласно начал он. 
     Люди поднялись с колен. 
     - Всем нам ведомо, какие ужасы творятся за границами Земли Обетованной. 
     Одобрительный гул. 
     - В землях, от которых Господь отвернул свой взор, нет места благодетели.  Там царит мрак и хаос.  Немногие уцелевшие бегут сюда.  Тому пример - наши гости, - он выразительно посмотрел на общину Марны.  – Они, неся в душах слабый огонь надежды, нашли верный путь.  Просите - и дано будет вам.  Ищите - и найдете.  Стучите - и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят. 
     - Скажи чего-нибудь, - уголком рта прошептал Кэр.  – Смотри, ждут…
     Марна сглотнула.  Она и подумать не могла, что членам ее общины предстоит выступить не только в качестве зрителей, но и участников. 
     - Мы очень рады, что смогли добраться досюда, - сказала она, чувствуя себя не в своей тарелке. 
     На губах преподобного появилась одобрительная улыбка. 
     - В то время, как на севере вскрылся адский нарыв, сквозь который орда демонов устремилась в наш мир! В то время, как на юге и востоке царят разброд и анархия! И даже самопожертвование инквизиторов уже не приносит должного облегчения! – голос Антония набрал силу.  – В наших рядах еще находятся те, кто отвергает ученье Божие.  Эти люди живут с нами бок о бок, преломляют один хлеб, молятся!. .  Но в ночной тиши предаются греховным утехам!
     По толпе прокатился недовольный гул, послышались оскорбительные выкрики, проклятья. 
     - Тиши, братья и сестры! – преподобный примиряюще поднял руки.  – Все мы знаем десять заповедей.  Когда-то во спасение их получили наши пращуры.  Теперь вопрошаю я: о чем гласит седьмая заповедь?! – он резко повернулся к замершим в клетке.  – Отвечайте!
     - Не прелюбодействуй, - еле слышно прошептала девушка. 
     - Не прелюбодействуй! – прогремел вслед за ней Антоний.  – Если мы будем попустительствовать грехопадению и разврату, потеряем последнюю надежду на искупление грехов отцов наших и дедов.  Господь отвернется от возлюбленных чад своих! А потому вопрошаю я снова: хотите ли вы этого?!
     - Нет! Не хотим! – раздалось из толпы.  Люди махали руками, плевали под ноги.  – Отрешить их! Отрешить. . . 
     - Я не поняла, - поморщилась шивера.  – За что их так?
     - Переспали, - бросил Кэр. 
     - И?
     - И все.