Пожалуй, все разговоры в поездах очень похожи.  Когда засиживаешься заполночь со случайным попутчиком, и начинаешь нести какую-то чушь.  Впрочем, в тот момент она кажется истинным прозрением.  Человек может охотно рассказать незнакомцу то, что годами, а то и десятилетиями таит в затхлых колодцах своего внутреннего мира. 
     Этот разговор, столь же бессмысленный для стороннего уха, как и миллионы подобных разговоров, происходил в восьмом вагоне скорого поезда, едущего из прошлого в будущее, как и положено приличным поездам. 
     Её глаза сияли, на щеках проступил румянец, и собеседник слегка усмехнулся, отметив про себя, что сплетни возбуждают женщин куда лучше грубоватых мужских ласк. 
     - И Вы представляете, оказывается, она мне врала столько лет.  А я её лучшей подругой считала!
     - Милочка, но ведь это же давно известный факт, что мужья чаще всего изменяют женам с их подругами, ведь те вхожи в дом, да к тому же жены сами им выбалтывают множество интимных подробностей.  И, помилуйте, существует же феномен неистребимого женского любопытства!
     Собеседник не был стар, но в его облике было столько солидной вальяжности, что Катерина совершенно не разозлилась на это покровительственное обращение.  Наоборот, она почувствовала острое желание открыться этому человеку.  Он благожелательно, без тени насмешки, смотрел на неё из затененного угла купе.  Их третий попутчик давно ушел к друзьям, ехавшим в соседнем вагоне. 
     И она решилась. 
     - Знаете, почему-то мне хочется рассказать Вам одну очень личную вещь, но только если Вам не надоело ещё слушать мою болтовню…
     - Что Вы! Как мне может надоесть беседа со столь приятной барышней! Ещё коньяка?, - он галантно и несколько вычурно покачал пузатой бутылкой, уже наполовину пустой. 
     - Да, спасибо, пожалуй можно. 
     - Дорогая моя, женщине всегда и всё можно! Не верьте тем, кто скажет Вам иное. 
     Тут в купе заглянула усатая физиономия проводника, и поинтересовалась, не нужно ли чего пассажирам.  Облегчённо выслушав вежливый отказ, физиономия растворилась во мраке коридора. 
     Катерина на секунду засомневалась, а стоит ли обсуждать с чужим человеком такие вещи, но мысль не успела укорениться в сознании, потому как бархатистый тембр его голоса вернул желание выговориться. 
     - Да, я хотела Вам рассказать кое-что такое, о чём я ни с кем и никогда не говорила.  Постоянно, с самого рождения, меня преследовала потребность находиться в центре внимания.  Вы скажете, что это естественное желание для любого ребенка.  Но в моём случае всё не так просто.  Я всегда серьёзно заболевала, долго находясь вне общества.  Причем общества, где мной непременно восторгались.  У большинства людей есть хобби.  Кто-то собирает марки, кто-то монетки, кто-то плюшевых мишек…
     Я собирала любовь.  Причем не просто любовь, а восторженное обожание, направленное на меня.  Поначалу мне хватало родителей, бабушек и тётушек, я всегда точно знала, что вызовет у них слезливое умиление или бурю восторгов, и давала им это – хорошие оценки, вежливость, внимание к рассказам из жизни и поучениям.  Даже не просто знала, а буквально физически ощущала, что принесёт желанную реакцию.  Чуть позже научилась вызывать подобные реакции у практически любого, даже совершенно чужого незнакомого человека. 
     Всю жизнь, играя чувствами других людей, не позволяла себе расслабиться ни на минуту, потому что, как только отпускала эти ниточки, они начинали обрываться, и моя коллекция расползалась старой тряпкой. 
     На самом деле, уверена, многие люди живут как я, будучи наркоманами любви.  Иначе, зачем бы кто-то стремился стать известным, преодолевая множество сложностей, зубами и ногтями цеплялся за ускользающую красную дорожку? Если бы дело было только в деньгах, они бы зарабатывали деньги, не отвлекаясь на все эти глупые телодвижения, которые в общей массе называются саморекламой… Деньги в данном случае – не цель.  Это средства для покупки нашего самого страшного и желанного наркотика – любви. 
     Человечество условно можно разделить на наркоманов и источники, у меня всегда крутится в голове довольно грубое сравнение с конопляными плантациями.  Плантации – это те, кто способен генерировать в себе чувство любви, а мы – наркоманы – способны его только поглощать.  Все романтические истории придуманы наркоманами любви, чтобы убедить доноров, что те творят великое и доброе дело, когда кого-то самозабвенно любят. 
     Это отвратительно, но давно привычно для человечества. 
     С возрастом концентрация любви в людях уменьшается, они не могут её производить так же интенсивно, как в юности.  Ради поддержания баланса можно было бы родить детей, но у меня с этим проблемы.  Кстати сказать, любовь детей – отличный способ утолять свою жажду любви. 
     - Не хотите ли Вы сказать, что эти самые наркоманы любви и потомством обзаводятся только чтобы утолять свою жажду? Тогда можно предположить, что в неблагополучных семьях у родителей – вампиров, простите за сравнение, рождаются дети, также лишь потребляющие любовь, но не способные любить сами.  Кроме того, вполне вероятно, что в семьях, где несколько доноров, любви достаточно, но она тяготит всех, и это суть конфликта поколений, - судя по искоркам в глазах, собеседник искренне увлёкся этими рассуждениями. 
     Катерина оказалась не готова, что мужчина примет её слова всерьёз.  Она скорее рассчитывала, что сможет выговориться, а собеседник, как и большинство людей на его месте, либо не поймёт ничего, либо не запомнит, либо посчитает пьяным бредом.  Однако он не просто принял сходу эту информацию, но и среагировал довольно благодушно, и как будто совершенно не удивился.  Опять кольнула неуверенность, но тут же отпустила. 
     - Да, возможно так оно и есть.  Не могу сказать однозначно, ведь я внутри ситуации, и отсюда вижу скорее те случаи, которые либо касаются лично меня, либо схожи с моим. 
     - Очень интересные допущения.  Но мне кажется, Вы уже устали, да и мне не мешало бы вздремнуть.  Думаю, у нас еще будет возможность побеседовать. 
     Последнюю фразу он сказал очень тихо, так что Катерина не расслышала за шумом колёс, и решила, что пожелал спокойной ночи.  Действительно, её клонило в сон, и часы давно намекали на необходимость ложиться. 
     Она заснула очень быстро, и только во время остановок ненадолго выныривала ближе к поверхности сознания, но тут же ныряла обратно из этого влажного полусна, пахнущего казённым бельем и совершенно ни с чем не сравнимыми ароматами железной дороги.  «Хоть никто не храпит, и то отлично!»: промелькнула мысль в очередной сеанс левитации рядом с сознанием. 
     В зябкой предутренней серости естественная потребность встать и пройти в конец вагона стала нестерпимой, и Катерина раскрыла глаза.  Покачиваясь в такт колесам, прошлась по коридору, и через пару минут обратно, никого не встретив на пути.  В купе она была одна.  Ни её вчерашнего собеседника, ни его вещей.  Второй мужчина явно не возвращался из соседнего вагона, потому что его клетчатый чемодан так же стоял в багажном проеме между верхними полками, а постель не была расстелена. 
     - Мистика, - пробормотала Катерина себе под нос.  Она всегда спала крепко, но чутко, и была точно уверена, что переодевающийся и собирающий вещи попутчик обязательно бы её разбудил.  Тем более было ещё темно, и он бы включил свет. 
     Видать, коньяк увел её в такие глубины сна, что ни светом, ни шумом не вытащить. 
     В любом случае, это было и неплохо – целое купе в распоряжении, и можно не напрягаться, художественно изображая провал в памяти на почве алкогольного усердия.  Ведь днём такие вещи говорить нельзя.  Время вампиров – ночь. 
     Равномерный ритм колёсного блюза потихоньку затянул обратно в сон.