Крышку гроба еще даже не успели закрыть, а адский смех уже пробивался из моего тела наружу.  Я закрыл глаза и долго смеялся.  Вокруг тишина, казалось даже птицы поняли всю неловкость ситуации.  В этот раз меня били долго, потому что в этом городе уже хорошо выучили мою дурную привычку, а точнее, фобию, к которой я уже так привык.  Удары приходились по печени, по селезенке (отчего она, вероятно, лопнула), по почкам, по голове (наверное, от удара в висок я и умер). 
     Прекрасный день.  Все такие наряженные, прически, галстуки, новые пиджаки и брюки.  Все одеты в черный.  Практически каждый на секунду поднимает глаза, кидает на меня взор, и снова опускает глаза на пол.  Я молил господа не засмеяться.  Вокруг меня стояли все эти люди из группы: Адам, Майкл, Элиот, Боб, Гарольд и даже Рэй.  И много-много остальных людей, которых что-то пугало в этой жизни.  Посмотрите на их лица! Ну как можно скорбеть в такой прекрасный день? Даже птички, которые на похоронах того актера умолкли, сейчас поют во весь свой голос.  Улыбайтесь, дорогие. 
     «Посмотрите на его лицо», - крикнул кто-то из толпы скорбящих. 
     Вдруг послышались возгласы, выражающие удивление.  «Да он же улыбается», - сказал кто-то снова. 
     Простите, но я больше так не могу! Тут я все-таки взорвался.  Это был издевательский смех.  Ранее такого я не издавал.  Видели бы вы их лица, разумеется, тех, кто не умер.  Половина умерли на месте, видимо, от сердечного приступа.  Я не мог остановиться, смех не утихал, а, наоборот, становился громче и страшнее.  И даже после того, как крышку гроба захлопнули и заколотили гвоздями, я не мог остановиться.  Я все смеялся и смеялся.  Я смеялся даже тогда, когда слышал удары земли о мой гроб, меня закапывали, а я смеялся и смеялся. 
     Прислушайся, разве ты никогда не слышал этот смех?
     
     .