Мне хотелось похлопать в ладоши, но я удержался, впрочем, может быть зря.  Ибо всё, чему я был свидетелем в эти минуты, безусловно, заслуживало самых щедрых аплодисментов. 
     
     - Богиня! – Произнёс я. 
     
     - Коленопреклонно… Прошу снисхождения, Сир, но тушёнку придётся жрать прямо из банки.  Пардон, у меня нет тарелок. 
     
     Потом мы танцевали…
     
     - Расскажи о себе, - попросил я её, прижимая всё ближе и ближе прекрасное, нежное, полупрозрачное тело. 
     
     - Всё детство я провела в Подмосковье, - начала свою сказку Богиня.  – Мама моя умерла очень рано, совсем молодой, ну а мне тогда было всего лишь три годика.  Я абсолютно не помню её.  Так… Только фотки, и то, что рассказывал папа.  Нет, нет, не подумай, мой папа, - он супер, он очень любил мою маму, рассказывал только хорошее! Только хорошее… И вообще… В остальном у нас всё было классно.  Мы жили отлично.  Мой папа, он, знаешь, - он лучший на свете, - таких больше нет.  Он работал учителем в школе – благородный такой, образованный, интеллигентный и гордый.  Огромного сердца и необъятной души человек.  Из-за этого, наверняка, после мамы, у него так и не было женщины.  Может быть, это дико звучит, но, знаешь, он хранил верность своей избраннице даже после, когда её с нами не стало.  Для него это было в порядке вещей.  Так, что я, видишь, папина дочка.  Моим воспитанием занимался отец. 
     
     Он просто маниакально мечтал, чтобы я выросла доброй, порядочной, чистой и светлой, воспитанной девушкой.  Достойным продолжением нашей семьи…
     
     Представляешь, какой я была пай-пай-пай? Носик кверху, и юбочка ниже колен.  Никакой парфюмерии, никаких мальчиков, - школа, фортепиано и факультативы.  Я окончила школу с золотой медалью! Это просто отпад! Папа очень гордился дочуркой, до тех пор пока…
     
     …Потом был институт.  Это было в Москве.  Институт разлучил нас с отцом навсегда. 
     
     Однажды подружки, девочки с нашего факультета, уговорили меня принять участие в конкурсе красоты, на котором я, неожиданно для себя заняла первое место, будь оно проклято.  У меня появилось море поклонников.  Мне понравилось демонстрировать своё тело.  Так я стала фотомоделью. 
     
     Через год я уже танцевала стриптиз в одном из ночных клубов. 
     
     Папа, однажды, тайно приехал в Москву, навестить меня.  Он хотел, чтобы его визит стал для меня настоящим сюрпризом, папа думал, что я ему очень обрадуюсь.  Разумеется, всё было бы так, как хотел мой отец, если бы он, по наводке всё тех же подружек, не увидел своими глазами мои обнажённые танцы под страстные вопли нетрезвой толпы. 
     
     Такого позора его огромное сердце не вынесло. 
     
     С папой случился инфаркт. 
     
     Он скончался в больнице, не приходя в сознание, не попрощавшись со мной.  Я убила его. 
     
     А убийцей меня сделал весь этот мир.  Мир, в который я, дура, попала, уехав из отчего дома…
     
     …Этот мир искалечил меня. 
     
     Как ты думаешь, если подать в суд на мир, его будут судить? Впрочем, не отвечай.  Кто посмеет судить Сатану!
     
     Всё смешалось в моей голове.  После смерти отца я решила, что я не смогу больше жить так, как все.  Я решила бежать… Знаешь, просто бежать! Далеко… В неизвестность. 
     
     Бежать от людей, от убогих вещей, от друзей и знакомых.  От веры.  Бежать от соблазнов, от памяти и от себя.  Бежать без оглядки туда, где меня ещё не было, очень хотелось дышать, Боже, я не могу объяснить.  Ты прости меня, милый, мне больно.  Ты… Знаешь очень давно никто не был так близко ко мне.  Паранойя…
     
     В скорости, сразу, как только позволил закон, я продала нашу с папой квартиру и всё, что в ней было. 
     
     Ушла в никуда. 
     
     Я жила, словно ветер.  Скиталась по разным большим городам, была в Питере, Екатеринбурге, в Одессе… Жила на помойках, питалась отходами вместе с бродячими кошками, спала в электричках, на стройках и, даже в лесу.  Очень долго.  Пока не нашла этот люк.  Теперь, значит, Казань…
     
     Я здесь целых три месяца.  Это зима.  Здесь тепло.  Последние деньги истратила на обустройство жилища.  Теперь денег нет.  Деньги – мусор, чёрт с ними, вот, блин, документы… Их жаль.  Без них тяжко, - менты.  Паспорт я потеряла.  Засада… - В этот момент реснички Олеси неосознанно пощекотали мою небритую щёку.  Я посмотрел в глаза девушке, и увидел в них столько тоски и глубокой неизлечимой печали, что на небритых щеках моих вдруг появились две капельки слёз.  Я увидел в своей собеседнице что-то родное, до боли знакомое, что-то такое, что было всегда, только вырвано с корнем из сердца отъявленным монстром… В глазах Леси прочёл его имя.  И понял, что знаю его уже слишком давно, потому, что его звали… Родина! Реснички смахнули мои непокорные слёзы.  Музыка слов моей гостеприимной хозяйки опять зазвучала:
     
     - Ночью, заешь, я здесь не живу, - продолжала она.  – Ночью здесь очень страшно.