Из окошка в палату стрелял яркий луч.  Луч Нетварного Света непознанной психиатрией природы.  Источник луча, луча «Нави», вернее само его существование, категорически отрицала наука, точнее, - все её официальные ветви.  «Официальные» в плане глобального социума в рамках «чело» и «век». 
     За окошком располагалась палата под номером «-4/Б».  В документах и схемах больницы подобный номер отсутствовал.  Палаты под номером «-4/Б» «официально» не существовало.  В палате стояло пять стульев и стол, только самое необходимое, больше – ничего.  «Пустота»…
     «Пустота» вела в коридор, коридор представлял собой выход в любую точку пространства, определённого памятью и интеллектом идущего по коридору.  Связь с эгрегором предполагалась.  Правда, естественно… Без поручителей, справок и прочих гарантий.  У «пустоты» было имя.  Знакомая фраза: «Агония Шерра, Мессир». 
     Внутри Луча Нетварного Света Машенька легко поднялась со своей жёсткой коечки.  Причём поднялась необычно, - девушка раздвоилась.  Одно её тело, совершенно разбитое «кувалдой – азалептином», осталось на месте, беспомощным «овощем».  Другое, по ощущениям точно такое же, без промедления двинулось прямо к окну.  Окно было распахнуто настежь.  Пациентка, буквально, как бабочка, порхнула через него.  Благо, девушку уже успели помыть, причесать и одеть.  В «приличном» обществе клиники она появилась в больничном тёмно синем халате под цвет нательной сорочки.  Такое носили без исключения все пациентки, что благотворно сближало их, не позволяя открыто и резко выделяться в толпе.  За столом, в палате «-4/Б» сидели три женщины.  Машенька догадалась, что это те самые «кто-то», лежащие смирно на трёх кроватях с ней рядом, ещё до появления доктора и санитарок.  Четвёртой соседки, той, что постоянно качалась и, что-то бубнила, в палате «-4/Б» не оказалось. 
     Женщины пили «Московский Кофе» за непринуждённой беседой. 
     - Мир Вам, - сказала Маша спокойно и тихо. 
     - Лесная Фея! – Дружелюбно, с улыбкой на пухлом от «антидепересса» лице, отозвалась одна из сидящих за кофе соседок.  – Явилась, красавица! Мило.  И… Милости просим.  К столу.  Страсти, как хороша! Феи жалуют редко.  Вера не та.  Кстати… Да.  Меня Верой зовут. 
     - Очень… Очень приятно, - ответила Маша. 
     Села за стол. 
     Вера была настоящей блондинкой, изящной и грациозной, типичной городской дамой, в каких за версту видно высшее образование и благородство.  Вера очень любила играть.  По природе своей и призванию, «веро»-ятно, была гениальной актрисой.  И, как все одержимые гением люди, скрывала свою одарённость от каждого, в том числе и от себя.  Впрочем, это ничуть никому не мешало. 
     А меня зовут Надя.  Надежда, - представилась вторая, сидящая за столом.  – Я здесь очень давно.  У меня дома нет, с дома крышу снесло.  Ни друзей, ни врагов, ни родни.  Никого в миру нет, я одна.  Эта клиника – это обитель моя.  Так уж вышло.  Потом расскажу…
     Надя была молодой, скорее всего, даже сверстницей Маши.  Очень короткая стрижка, почти нулевая, выдавала обилие шрамов на Надиной голове.  Остатки волос были огненно-рыжими, глаза – чёрными, типичный вид провинциального неформализма. 
     Третья постоялица палаты «-4/Б» гостеприимно налила Маше кофе в чашечку, поставила чашечку на аккуратное блюдечко, заправила угощение кусочком сахара, разместила красиво на блюдечке чайную ложечку… Накрыла… Как знатной, избранной гостье. 
     - Меня зовут Люба, - сказала.  – Это просто… Любовь. 
     Машенька бережно тронула чашечку с блюдцем, взяла блюдце в правую руку и сделала первый глоток.  Неуверенно… Робко… Краснея… Стесняясь новых подружек.  Местный кофе понравился ей.  Чудо! Великолепный напиток! Нежный… Мягкий… Бодрит.  Он снимает усталость.  Забирает тревоги и страхи, грязные помыслы о безъисходности, о собственной бесполезности в завтрашнем дне. 
     - Пей, красавица, пей, - поддержала девушку блондинка Вера.  – Это, можно сказать, ритуальный напиток.  Прописка.  Нейролептики уничтожают нейроны.  Они, Машенька, не угнетают твою ЦНС.  Они жрут её.  Медленно, но эффективно.  Психиатрия – отнюдь не наука.