Ваня и Маша
Романы - Фэнтези
Она не москвичка, отнюдь, как и все мы, милейшая Бага. НЛП – это просто… Чеши языком складно, но непонятно, с профессорским видом и жестикуляцией фюрера, чем больше скажешь, тем выше цена, будь уверен в себе, даже если не прав, будь удачен и счастлив всегда, даже если «кронты» - за душой ни копейки, носки прохудились и в паспорте вместо прописки логин яндекс-мани какого-нибудь мудака с инетглобал. Если бы я был Володей, то критик Латунский писал бы, скорее всего, по-китайски, и хрен бы его прочитал король Пруссии, и, уж тем более официант Анны Павловны Шерер, по совместительству «шухер» на «Ереван-Плазе». Вина, чёрт возьми, в этом долбанном подполе нет, вот беда так беда! Остальное – одна чепуха, трын-трава, детский лепет и только.
- Сейчас, - поддержала кота грациозная чёрная кошка. – Я, вероятно наивно, но твёрдо считаю, что Огарёв, тот, который Владимир, один из лучших людей всего нового и, разумеется, старого света. Володя – настоящий. Он тонкий, изысканный, очень ранимый, отчаянный, если так нужно для дела, великий такой копирайтер-мракетолог, писатель, огромной души человечище, глубокий ум. Хотя, изнутри беззащитен и честен, совсем, как младенец.
- Такие старятся раньше, чем начинают взрослеть.
- Конца только два: на перо, или проще… В петлю.
- Ты жестока, Багира.
- Я была бы жестока, когда бы не нож в твоих лапах, которым ты режешь Сюжетную Линию целого повествования, сказки, прекрасной и доброй. Ты монстр.
- Сюжетная Линия любого романа индивидуальна, она сама режет себя, автор здесь не при чём, он – перо, авторучка, инструмент. Я вообще персонаж двадцать пятого плана, с меня взятки гладки. А нож в моих лапах – метафора вымышленного, придуманного на скорую левую руку героя – героини, не самая точная и не удачная, с моей точки вкуса на стиль. Что? Ведь есть «точка зрения»! Стало быть, есть «точка слуха», и вкуса. Конечно же, есть. У всех ощущений должны быть свои неделимые точки. Иначе придётся и нам ощущать бесконечность. Тогда смысла в чувствах не будет, - оправдался доверчиво рыжий кот Гугенот.
Сюжетная Линия парила в воздухе, вибрируя его частицами, приводя в движение контекстные информационные сгустки, раздражая присутствующих своей адекватностью и постоянством. Много раньше, Сюжетная Линия, обещала вплотную заняться Латунским, который, по данным разведки, являлся наследным потомком известной фрейлины Марии Фёдоровны. Сюжетная Линия торопливо догнала поток мыслей подпольных животных и остановилась. Былая притворность исчезла с её молодого лица. Остался лишь летний, июльский загар. Тёплый взгляд Линии выражал беспокойство, тревогу и страх.
Сам момент адаптации персонажей к идее Сюжетной Линии, к алгоритму Её персональной программы, неизбежно ведёт ручку – автора к последней точке, к концу маленькой творческой жизни, к финалу повествования, к заключительным фразам романа, - к эпилогу. Часто это похоже на смерть с воскресением. Сама жизнь внутри строчек, ограниченных собственным комплексом неполноценности, стереотипом вины перед белым листом, маниакальной боязни Читателя (мнения, смысла в котором, как нет, так и не было), жизнь ошибок, падений, жизнь слёз разрушения псевдореальностей, данных всем Матушкой нашей Природой, в один миг становится невыносимой, бессмысленной, лишней в потоке сознания. Абсолютно ненужной.
Так Сюжетная Линия ест. Ест себя изнутри.
Грозный, дико свирепый Клыкан заворчал во дворе. Ему стало неловко от каверзных предположений сомнительного производства, относящихся к его чистой собачьей сущности, простой по определению, верной, праведной и бескорыстной. Но ворчание, жалобу зверя в ночи не услышал никто. Тогда зверь заскулил. Утёр лапой глаза, залез в тесную будку и грустно заснул. Что ему оставалось?
Масяньки-козочки мирно, безропотно ждали утра. Ждали нового Солнца и новых, своих приключений. До чужих приключений им не было дела, как, впрочем, и всем, у кого есть хоть что-то своё.
Куры жарко сидели на яйцах. Пчёлки делали клуб. Лялька-Белочка грызла орешки в уютном, укромном дупле, незаметном для Города Z и Великой Столицы Москвы.
Филя так же, как прежде, стоял на посту, выполняя свой долг, не смотря ни на что. От его зоркого, вездесущего взгляда прятались мыши и крысы.
Ночь…
Сентябрь…
Шло своим чередом.
- Родной мой, любимый Иванушка, я хочу погулять с тобой, Лучик. Такая чудная ночь, сказала Машенька мужу.
- Моя девочка… Кошечка… Зайка. Пойдём. Слышишь, я даже знаю, куда. Это место такое, спокойное, тихое место, укромное, там… Там нас точно никто… Никогда… Понимаешь, цыплёнок?
- Я всё понимаю, - ответила девушка. – Милый. Хороший мой, добрый, единственный, мы… Больше мы не вернёмся? Скажи?
- Нам с тобой хорошо. Счастье там, где мы есть.
- Это правда. Согласна. Люблю.
- Я люблю тебя, детка. Прости.
- В добрый путь, дорогой?
- В добрый путь! Машенька…
Она нежно взяла его за руку, он посмотрел ей в глаза. Голубые глаза. В них как будто бы дверь, а за ней лабиринт, дальше – звёзды и небо. Бесконечная лунная сказка.
Они вышли сквозь стену избушки во двор, улыбнулись Батюшке Лесу, пошли по лунной дорожке, прямо на Южный Крест, с каждым шагом всё выше и выше.
Я и ты. Ты во мне. Помни, я – это ты.
- Сейчас, - поддержала кота грациозная чёрная кошка. – Я, вероятно наивно, но твёрдо считаю, что Огарёв, тот, который Владимир, один из лучших людей всего нового и, разумеется, старого света. Володя – настоящий. Он тонкий, изысканный, очень ранимый, отчаянный, если так нужно для дела, великий такой копирайтер-мракетолог, писатель, огромной души человечище, глубокий ум. Хотя, изнутри беззащитен и честен, совсем, как младенец.
- Такие старятся раньше, чем начинают взрослеть.
- Конца только два: на перо, или проще… В петлю.
- Ты жестока, Багира.
- Я была бы жестока, когда бы не нож в твоих лапах, которым ты режешь Сюжетную Линию целого повествования, сказки, прекрасной и доброй. Ты монстр.
- Сюжетная Линия любого романа индивидуальна, она сама режет себя, автор здесь не при чём, он – перо, авторучка, инструмент. Я вообще персонаж двадцать пятого плана, с меня взятки гладки. А нож в моих лапах – метафора вымышленного, придуманного на скорую левую руку героя – героини, не самая точная и не удачная, с моей точки вкуса на стиль. Что? Ведь есть «точка зрения»! Стало быть, есть «точка слуха», и вкуса. Конечно же, есть. У всех ощущений должны быть свои неделимые точки. Иначе придётся и нам ощущать бесконечность. Тогда смысла в чувствах не будет, - оправдался доверчиво рыжий кот Гугенот.
Сюжетная Линия парила в воздухе, вибрируя его частицами, приводя в движение контекстные информационные сгустки, раздражая присутствующих своей адекватностью и постоянством. Много раньше, Сюжетная Линия, обещала вплотную заняться Латунским, который, по данным разведки, являлся наследным потомком известной фрейлины Марии Фёдоровны. Сюжетная Линия торопливо догнала поток мыслей подпольных животных и остановилась. Былая притворность исчезла с её молодого лица. Остался лишь летний, июльский загар. Тёплый взгляд Линии выражал беспокойство, тревогу и страх.
Сам момент адаптации персонажей к идее Сюжетной Линии, к алгоритму Её персональной программы, неизбежно ведёт ручку – автора к последней точке, к концу маленькой творческой жизни, к финалу повествования, к заключительным фразам романа, - к эпилогу. Часто это похоже на смерть с воскресением. Сама жизнь внутри строчек, ограниченных собственным комплексом неполноценности, стереотипом вины перед белым листом, маниакальной боязни Читателя (мнения, смысла в котором, как нет, так и не было), жизнь ошибок, падений, жизнь слёз разрушения псевдореальностей, данных всем Матушкой нашей Природой, в один миг становится невыносимой, бессмысленной, лишней в потоке сознания. Абсолютно ненужной.
Так Сюжетная Линия ест. Ест себя изнутри.
Грозный, дико свирепый Клыкан заворчал во дворе. Ему стало неловко от каверзных предположений сомнительного производства, относящихся к его чистой собачьей сущности, простой по определению, верной, праведной и бескорыстной. Но ворчание, жалобу зверя в ночи не услышал никто. Тогда зверь заскулил. Утёр лапой глаза, залез в тесную будку и грустно заснул. Что ему оставалось?
Масяньки-козочки мирно, безропотно ждали утра. Ждали нового Солнца и новых, своих приключений. До чужих приключений им не было дела, как, впрочем, и всем, у кого есть хоть что-то своё.
Куры жарко сидели на яйцах. Пчёлки делали клуб. Лялька-Белочка грызла орешки в уютном, укромном дупле, незаметном для Города Z и Великой Столицы Москвы.
Филя так же, как прежде, стоял на посту, выполняя свой долг, не смотря ни на что. От его зоркого, вездесущего взгляда прятались мыши и крысы.
Ночь…
Сентябрь…
Шло своим чередом.
- Родной мой, любимый Иванушка, я хочу погулять с тобой, Лучик. Такая чудная ночь, сказала Машенька мужу.
- Моя девочка… Кошечка… Зайка. Пойдём. Слышишь, я даже знаю, куда. Это место такое, спокойное, тихое место, укромное, там… Там нас точно никто… Никогда… Понимаешь, цыплёнок?
- Я всё понимаю, - ответила девушка. – Милый. Хороший мой, добрый, единственный, мы… Больше мы не вернёмся? Скажи?
- Нам с тобой хорошо. Счастье там, где мы есть.
- Это правда. Согласна. Люблю.
- Я люблю тебя, детка. Прости.
- В добрый путь, дорогой?
- В добрый путь! Машенька…
Она нежно взяла его за руку, он посмотрел ей в глаза. Голубые глаза. В них как будто бы дверь, а за ней лабиринт, дальше – звёзды и небо. Бесконечная лунная сказка.
Они вышли сквозь стену избушки во двор, улыбнулись Батюшке Лесу, пошли по лунной дорожке, прямо на Южный Крест, с каждым шагом всё выше и выше.
Я и ты. Ты во мне. Помни, я – это ты.
<< Предыдущая страница [1] ... [67] [68] [69] [70] [71] [72] [73] [74] [75] [76] [77] [78] Следующая страница >>
22.10.2011
Количество читателей: 206240