Гораздо больше было жаль Люську, даже беглого взгляда было довольно, чтобы понять, что она так же мертва, как и её хозяин.  Что ж, значит, дальше обходиться придётся без пулемёта, всего и делов. 
     
     Разрыв гранаты и захлебнувшееся пулемётное «ту-думканькье» заметил и Глодов. 
     
     «Молодец, Илютин, - сразу переменил он мнение о подозрительном красноармейце, - молодец.  Накрыл таки гниду эту.  Значит и нам прорываться пора, авось сдюжим». 
     
     -Мужики, - крикнул он в сторону залёгшего отряда, - как вы там?
     
     Никто не ответил.  Плохо.  Но ведь не может быть, чтобы никого не осталось.  Ладно, потом разберёмся.  И комиссара потом из-под коня вытащим.  Сейчас главное – с теми, кто наверху засел, разобраться. 
     
     Глодов снова, по старой привычке, закусил ленточки и рванул на прорыв.  Сначала низким прыжком отскочил от трупа Гнедого под прикрытие одного из столбов, поддерживающего очередной помост с покойником, и вжался в землю в ожидании выстрела сверху.  Само собой, пальнули, но не попали.  Уже хорошо, значит, снайпер чем-то другим занят – есть шанс. 
     
     Воззвав про себя к Господу Богу, Карлу Марксу, товарищу Троцкому и чьей-то не в меру любвеобильной маме, Глодов вскочил, пробежал зигзагами пяток шагов, потом упал, перекатился в сторону и, наконец, оказался у подошвы одного из холмов, окружающих долинку.  Тут затаился на время.  Но никто вслед ему уже не стрелял.  Хотя одиночные выстрелы, уже винтовочные, а не пулемётные, не прекращались.  Беляки добивали попавшийся отряд как в тире, развлекаясь.  Ну ладно, посмотрим ещё, кто последним посмеётся: маузер с собой, финку из сапога никто не утащил, да и граната есть.  А бандитов то и было всего ничего, тем более что Илютин накрыл кое-кого.  Значит, человек пять-шесть осталось, не больше.  Шансы есть. 
     
     Глодов начал медленно, практически ползком подниматься по склону холма.  Выбраться наверх из западни, оценить ситуацию, а там… Там посмотрим.  Кусты, опять таки, надёжно скрывали ползущего Глодова от чужих глаз, и он уже почти поверил, что его затея удалась.  Рано обрадовался. 
     
     Когда он уже почти достиг вершины холма, прямо, как из-под земли возникла жуткая квадратная фигура и, не долго думая, одним ударом винтовочного приклада отправила красного командира в небытиё. 
     
     ***
     
     Угулай умирал тяжело.  Люди, имеющие знакомство с духами всегда так расстаются с жизнью.  Есть, конечно, всякие обряды, помогающие перейти шаману в мир предков по возможности безболезненно.  Отец Угулая, к примеру, почувствовав, что умирает, готовиться начал за два на десять дней.  Весь род только и делал, что капризы умирающего старика выполнял.  Оно и понятно – обидишь такого при жизни, так он после смерти тебя со свету сживёт.  И не только тебя, а и весь род.  Потому и ушёл Угулаев отец из этого мира спокойно, успев передать сыну и знания свои и, не затаив зла ни на кого. 
     
     Угулаю же не повезло – не было у него времени на подготовку.  А злость была.  Как ни говорил он сам себе, что не годится идти на смерть с обидой в сердце, не смог себя побороть.  Что те русские, что другие не нравились они Угулаю.  Как не пытался старик отрешиться от нехороших мыслей перед смертью, не получалось у него. 
     
     Первая пуля прошибла грудь идущего впереди отряда шамана, пробив лёгкое и сломав рёбра.  Угулая швырнуло вперёд лицом в проклятую землю, кладбища Людей Синего Камня, где он и затих.  Но, оказавшись на рубеже атаки, он успел получить ещё две пули: одна засела в ноге, а вторая вошла точно в позвоночник. 
     
     Кто стрелял, уже не важно – может, засевшие на холмах, а может, да и, скорее всего, идущие следом чоновцы, открывшие, с перепугу, стрельбу во все стороны.  Но боли Угулай не чувствовал. 
     
     Чувствовал он другое, и это было гораздо страшнее. 
     
     На той тонкой грани, которая отделяет уходящего в мир иной из жизни человека, Угулая окружили духи.  Не родные духи рода Угулая, а чужие, незнакомые.  И злые. 
     
     Духи, какими их знал Угулай до этого, не были ни злыми, ни добрыми – они просто были.  С ними можно было договориться, их можно было запугать или умилостивить.  Всегда получалось – духи знали Угулая, а он знал их.  Но не сейчас. 
     
     Окружившие Угулая духи хотели только крови и смерти.  Неизвестно, из какого мира они пришли, но они настолько же были чужды Угулаю, насколько простой таёжный житель может быть чуждым в мире танков, аэропланов и телеграфа.  Ненависть и злость – вот что было главным в этих духах.  И сила.  Они были сильнее всех, с кем Угулаю приходилось сталкиваться до того. 
     
     Сначала он ещё сопротивлялся.  Закрывал сознание, призывал хранителей рода, но… Хранители не отвечали: эта земля полностью принадлежала Чужим.  Наконец, Угулай понял, что эта битва не для него и просто сдался, отдал своё сознание, свою душу бестелесным тварям, роящимся вокруг. 
     
     Сначала наступила тьма, как и должно, было бы быть.  Но потом эту тьму взорвало яростное вторжение чего-то очень сильного, чёрного и чуждого всему живому.  Племенной шаман Угулай перестал существовать.  Его место заняла совсем другая сущность. 
     
     ***
     
     Голова, как это всегда бывает в подобных случаях, раскалывалась.  Тихонько матерясь про себя.