И услышал знакомый голос. 
     - Ты идешь играть в футбол?
     Это уже слишком.  Как был в дорогих брюках, белой рубашке и сланцах я выскочил из квартиры, на ходу застегивая куртку.  Когда-то давно я часами сидел на подоконнике, словно горгулья, смотрел, как мальчишки разбиваются на команды, и надеялся, что кто-нибудь заметит, позовет играть в футбол, хоккей – не важно.  Я учился набивать мяч дома, чтобы не показывать дворовым игрокам свою неловкость.  Я разбил вазу, стекло в серванте, сломал торшер, получил от отца ремня, но овладел этим искусством.  Все для того, чтобы меня позвали играть. 
     И, наконец, дождался.  Как и представлял в детстве, я несся на улицу, перепрыгивая через ступеньки и без того короткой лестницы.  Только спешил не для того, чтобы забить красивый гол или сделать точную подачу, а задать хорошую трепку малолетнему паршивцу.  Меня не волновали вопросы: как он нарисовал буквы на окне второго этажа или выдал себя за меня, набивающего мяч голышом перед окнами Ленки.  Одно я знал точно: блондин с хвостиками – адское отродье, виноватое во всех моих неприятностях вплоть до детской обиды на дворовых мальчишек. 
     Свежий воздух хлестанул по лицу колючими снежинками.  Второй день с неба сыпалась ледяная крошка, и хотя ветер заметно смягчился, белая напасть щипала глаза и мешала дышать.  Я намеренно не принялся кричать с порога, чтобы не волновать соседей, а заодно и не спугнуть негодяя.  Уже перешагнув бордюр тротуара, я пожалел, что не прихватил из дома чего-нибудь поувесистее и подлиннее.  Например, трубку от пылесоса или, на худой конец, зонт.  Бегает пацан хорошо, не угонишься, так хоть дотянуться и сбить с ног.  Я мог еще долго строить планы отмщения и просчитывать возможности, но тут увидел его, и остановился. 
     Можно с малолетства мечтать о перемене пола, можно обладать крокодиловой кожей, не чувствуя холода, можно быть сыном психопатки, выгоняющей ребенка на улицу в трусах с хвостиками на голове, но эти детали вряд ли сложатся картинкой паззла, хоть и кажутся логичными.  Нас разделяло заснеженное футбольное поле.  Я смотрел на тощую фигурку мальчишки и понимал, что вижу не человека, хотя тень от угловатых плеч стелилась под босыми ногами, а мяч гулко хлюпал по рыхлому снегу.  «В этом лесу каждый год находят по «подснежнику»», - вспомнились Ленкины слова, и я похолодел.  Маленький силуэт на фоне огромных деревьев.  В прошлый раз он прятался за этими стволами.  Или заманивал меня.  Возможно, нужно было развернуться и уйти, забраться под одеяло, позвонить «03» и попасть в самое спокойное место на земле (как тогда казалось), или попытаться выбросить из головы чертовщину, может, даже снова переехать, но я поступил иначе. 
     Податливый снег окутывал ступни по щиколотку.  Я вышел на середину поля, спрятал руки в карманы и тихо спросил:
     - Я пришел.  Что дальше?
     Скачки мяча прекратились.  Мальчишка подцепил его носочком и поймал в руки.  С минуту мы смотрели друг на друга – здоровый ополоумевший детина и маленький бесплотный мальчик-девочка.  Я ждал его реакции, ждал, что он поманит меня в лес, избавив тем самым от сомнений и позволив вернуться домой (телом я все же владел и уйти мог).  Но мальчишка осторожно сделал шаг вперед.  Затем еще один.  И еще.  Пока не остановился в метре от меня.  Тогда я разглядел его лицо.  Миловидное, курносое, совсем детское.  Он смотрел на меня с любопытством и наивной надеждой. 
     - Ты ведь всегда хотел поиграть, правда? – произнес мальчишка, протягивая мне мяч. 
     Я растерялся.  Уходить уже не хотелось, призрак выглядел безобидным и ранимым, будто разбуженный среди ночи ребенок, но и принять из его рук мяч я не решался.  Мальчишка это понял, он подкинул мяч, легонько пнул в мою сторону, чтоб я сумел поймать ногой, и улыбнулся, когда это произошло.  Вполне настоящее футбольное орудие оставило на снегу вмятину.  Я скинул шлепанец, чтобы передать пас, но не успел.  Справа из-под снега выросла еще одна фигура.  Следующая появилась слева.  Затем – сзади.  Десять мальчишек, все раздетые, все с хвостиками и неописуемой радостью на лицах взяли меня в кольцо.  Но вместо страха я испытывал острую, щемящую необходимость помочь.  Только не знал чем. 
     Мяч так и лежал у моих ног.  Я осторожно толкнул его к черноволосому пареньку с большой родинкой над губой, но мальчик не шелохнулся. 
     - Вы же хотели поиграть? – спросил я, поразившись насколько низко и сипло может звучать мой голос. 
     Донимавший все это время мальчишка уверенно подошел вплотную и задрал голову, уставившись мне в глаза.  Тогда я увидел.  Будто через давно не мытое витражное стекло проступили коридоры Дома творчества, наполненные детьми. 
     Неуправляемым потоком школьники несутся к слишком узкой лестнице, сшибая друг друга, заставляя трястись перила.  Кучка мальчишек что-то обсуждает, забившись в угол.  От них отделяется веснушчатый мальчуган и рвется в толпу, прокладывая путь локтями. 
     - Дмитрий Валерьевич, - кричит он, пробираясь к долговязому нескладному очкарику, который высится стилетом среди ребятни.  – Дмитрий Валерьевич, вы сегодня пойдете с нами в футбол играть?
     - Конечно, - отвечает очкарик и улыбается узкими губами. 
     - Через час на поле, как обычно, – радостно восклицает мальчишка и снова бросается в толпу. 
     Поток мельчает до разрозненных парочек подружек и одиноких «ботаников».  Из кабинета сольфеджио высовывается знакомая светлая голова. 
     - Ну что, Степа, ты еще хочешь поиграть в футбол? – спрашивает очкарик, и в глазах мальчишки вспыхивает восторг.  – Тогда идем. 
     - А они меня не выгонят?
     - Ты же со мной. 
     На улице холодно, но Степа послушно скидывает пуховик в сугроб.