- Боже, - пробормотал он.  – Боже…
     Снизу что-то давило, сучок царапал спину сквозь разрезанный на спине пиджак. 
     Пришло осознание: «Всё».  Рванувшись, он бил и колотил по крышке, выл и орал, царапался и ломился. 
     А потом долго лежал в полной темноте и чувствовал, как ему не хватает воздуха.  «Боже, - прошептал он, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы, - Боже, если я виноват, Господи, а я виноват… Господи, я искуплю… Пожалуйста, не покинь, не оставь, Господи… Боже, сделай так, чтобы это было кошмарным сном, Боже, дай мне шанс, дай мне…»
     И тут в кромешной темноте мигнул зеленоватый огонек и раздалась трель.  Мобильник! Мобильник, братцы! Трясущимися руками, путаясь в зацепившейся за манжету веревке, он выхватил из-под подушки, заломив в тесноте до боли руку, заветное чудо техники, торжество человеческой мысли… Высветился знакомый номер. 
     - Ребята, ребятушки, - он едва не плакал.  – Братцы, миленькие, как же хорошо, что вы позвонили, братцы, ради всего святого…
     - Погодь орать, - в голосе зама, Павлуши, звучали возбужденные нотки.  – Слыш, Петрович, чё скажу… Тут мелкие уроды… типа вандалы… короче, плиту ветеранскую толкают.  С мемориала.  Чистый кусок.  Реально так откололи, едва допихали… Брать?
     - Да? – загорелся Протасов и торопливо, чтобы конкуренты не перебили, крикнул: - Конечно, бери!
     Он ещё хотел дать ценные указания, но мобильник неожиданно пискнул и батарея сдохла.  Протасов тупо и неверяще смотрел на угасающий экран.  И прошептал, и одними губами простонал:
     - Бо-о-оже…
     Накрыла темнота, и он завопил, срывая связки:
     - Братцы, подождите, вытащите меня, братцы!
     Но батарейка приказала долго жить, настолько долго, насколько хватит воздуха в этой могильной сырости.  Оставалось лежать и думать: «Боже, пожалуйста, дай мне еще один шанс.  Дай мне еще один шанс, пожалуйста, Боже». 
     .