А сейчас уйма каналов, а смотреть нечего… О господи! Ты глянь, что вытворяет…
Настя:
– Ты чего, ба?
Бабушка:
– Жопу голую напоказ выставила!
Настя:
– Бабушка! Что за выражения?!
Бабушка:
– А ты не меня стыди, а вон ту бесстыдницу, что задницу свою на весь экран вывалила. Срам-то какой.
Настя:
– Дремучая ты у меня, бабуля. Теперь это называется – шоу-бизнес!
Бабушка:
– Голыми задницами с экрана сверкать? Бизнесмены хреновы… В наше время и при гораздо меньшем скоплении народа – в магазине или на автобусной остановке – и то считалось неприличным задницу оголить. А тут по телевизору – на всю страну! Нате вам! Да ещё и во весь экран! Тьфу, срамота какая… Совсем стыд потеряли.
Настя:
– Искусство! Девушка пытается выразить свой богатый внутренний мир…
Бабушка:
– Через задницу? А зубы вырывать у себя через задницу эта девушка не пробовала?
Настя:
– В искусстве бывают разные формы самовыражения, и мы должны проявлять толерантность.
Бабушка:
– Чего-чего проявлять должны?
Настя:
– Толерантность! Вот Вольтер однажды сказал…
Бабушка:
– Кто?
Настя:
– Философ французский был такой – Вольтер. С ним ещё переписывалась наша императрица Екатерина II.
Бабушка:
– Эта немка? Нашла тоже нашу… Да она же нашу Аляску америкосам профукала, собака такая.
Настя:
– Ну, этот вопрос…
Бабушка:
– А теперь ещё и с французиком снюхалась, коза драная.
Настя:
– Это совсем не то, что ты сейчас подумала… Я тебе объясню…
Бабушка:
– Сталина на неё не было. Он бы её саму на ту Аляску вместе с французишкой на постоянное место жительства определил. Пусть бы на пару там золото для страны добывали – всё хоть какая-то польза от них была бы.
Настя смеётся:
– Бабушка, но это же контрпродуктивно!
Бабушка:
– Так что там Вольтер сказал-то?
Настя:
– А… Он сказал: Я могу быть не согласен с вашим мнением, но я готов отдать жизнь за ваше право высказать его.
Бабушка:
– Как, как?
Настя:
– Я не согласен с вашим мнением, но отдам жизнь за то, чтобы вы смогли его высказать.
Бабушка:
– Хм… Мудрёно как. Витиевато и мудрёно… У нас как-то попроще всё. От трудов праведных не наживёшь палат каменных… Не подмажешь, не поедешь, поэтому от сумы да от тюрьмы не зарекайся… Всё ясно, просто и понятно. А у них… Словами легко бросаются. Жизнь он готов отдать! Жизнь отдать – не поле перейти…
Настя:
– Ну, это для философичности…
Бабушка презрительно морщится, выключает телевизор, бросив пульт на столик.
– Для философичности – это как? Я тут сказал, а вы там делайте? Других-то поучать – мы и сами с усами. Только и делаем, что учим друг дружку как правильно жить надо. Осталась найти того Ваньку-дурака, который бы следовал этому правильно. Да только вот правильно почему-то жить никто не хочет – все почему-то хотят жить хорошо. А хорошо жить – на всех не хватает. Еле-еле наскребают в бюджете на хорошо жить для избранных…
Настя:
– Ну, бабуля, ты куда-то в политику уже зарулила! Да ещё и во внутреннюю! У нас только про Трампа, Сирию и Украину можно смело говорить…
Бабушка:
– Ну да бог помочь Украине… Так кто же кому задницу-то показывал?
Настя:
– Какую задницу?
Бабушка:
– Голую, какую… Мы же с тобой с задницы разговор начали. А потом ты сказала, что толерантный Вольтер сказал, что он готов отдать свою жизнь. И переписывался по этому вопросу с Екатериной. Так?
Настя:
– Ну… так… вроде…
Бабушка:
– Вот мне и интересно, за что же этот Вольтер жизнью-то своей рисковал? За то, чтобы Екатерине свою задницу показать, или за то, чтобы она свои ягодицы перед ним оголила?
Настя:
– Да ну тебя, бабушка!
Бабушка:
– А если эту вольтеровскую пословицу к нашему разговору применить, то и получится… Лично мне невыносимо противно лицезреть ваш голый зад, но я с радостью помер бы, если б вы сделали свой срам достоянием гласности и обнародовали его для публичного обозрения широкой общественности! Так ведь получается?
Настя:
– Ну, бабушка, ты даешь!
Бабушка (заносчиво):
– А ты что ж думала, твоя русская бабушка глупее какого-нибудь там французского Вольтера?!
Настя:
– С тобой, бабуля, не соскучишься!
Бабушка (потягивается):
– Эх, внученька, нам ли быть в печали!
Настя:
– Ложись-ка ты, раба божья Софья, на кроватку да оголяй свои ягодицы – стану снадобья целебные тебе колоть!
Бабушка подчиняется.
– Ладно, коли́ уже – всё равно ж не отвязнешь.
Настя приступает к процедуре.
– Не отвязну, бабуля, не отвязну… Эх, ба, а зря мы телевидение не пригласили!
Бабушка:
– Это ещё зачем?
Настя:
– А щас бы твою голую попку отсняли на киноленту и по телеку во весь экран да на всю страну показали бы! И стала бы ты у нас звездою шоу-бизнеса! Хочешь быть звездой шоу-бизнеса?
Бабушка:
– Не умничай. Молоко на губах не обсохло – над бабушкой надсмехаться.
Настя:
– Хочешь, хочешь! Все хотят!
Бабушка:
– Дурочка ты, Настя. Как есть дурочка… Скоро ты уже там?
Настя:
– Ну вот и всё. Больше выкаблучивалась.
Складывает использованные шприцы и ампулы в коробочку. Бабушка подтягивает штаны и садится на кровати.
– В институте-то как у тебя дела? С практикой что?
Настя становится серьёзной.
– Девочку в больницу привезли. Из детского дома. Аня зовут. Семь лет ей всего. Странный случай…
Бабушка:
– Странный, говоришь?
Настя:
– Онемела она внезапно. Совсем перестала говорить. И никто ничего понять не может. Даже диагноз поставить не могут.
Бабушка:
– Вот и про меня никто ничего сказать не может…
Настя:
– А с Анечкой мы так подружились.
Бабушка:
– Бедный ребёнок… У меня-то, допустим, книга…
Настя:
– Книга?
Бабушка (задумчиво):
– Книга, книга… Есть у меня старинный манускрипт…
Настя:
– Манускрипт? А почему я про него ничего не знаю?
Бабушка:
– Когда была в Турции – там и купила я манускрипт на букинистическом аукционе. Да и купила-то без особого торга – аукционщики, видать, и сами не ведали, что это за книжка… Из-за этого аукциона я морскую прогулку на катере пропустила. Помню, долго тогда решала и колебалась я между прогулкой и аукционом – они совпадали по времени. И наобум как-то дунула на аукцион, а потом жалела всё, что прогулку пропустила – так мне хотелось прокатиться по морю… Зато манускрипт теперь у меня… Вот про него нам с тобой и надо поговорить. Уж больно не терпится его заполучить господину в чёрном… На аукционе-то его не было. А потом явился вдруг – возник, как чёрт из табакерки…
Настя:
– Про какого господина в чёрном ты говоришь? Ты прямо вся такая засекреченная, бабушка, аж спасу нет!
Бабушка:
– Приготовь-ка мне кофейку горячего. Без сахара. А я пока схожу в ванную – лицо холодной водой умою. А то что-то в сон клонит – глаза прямо слипаются.
Настя:
– Легла бы да отдохнула.
Бабушка:
– Нет. Нотариуса жду… Мне и себе приготовь – за кофейком и покалякаем… И достань из-под кровати ридикюль – от мамы ещё, царство ей небесное, остался… Под кроватью у меня бардак – не пугайся. Всё руки не доходят порядок навести… А ридикюль достань – в нём и спрятан тот манускрипт. А я тебя научу, что надо делать…
Бабушка встаёт с кровати и направляется в ванную, но, кинув взгляд на зеркало, останавливается.
– Да, пока не забыла. Зеркала́ по смерти моей в доме не занавешивать. И проследи, чтобы никто этого не сделал.
Настя в некоторой растерянности.
– А… А я слышала, что наоборот – занавешивать надо…
Бабушка:
– Это хорошо, что слышала – слух у тебя, значит, хороший. А значит, и меня услышала и сделаешь, как я тебе велела.
Уходит в ванную.
Настя тихо бубнит:
– Ничего, укольчики поколем – и всё пройдёт…
Лезет под кровать, копошится там.